Артём Климов - Первый шаг

– Примите мои соболезнования, Яромир. Я не знал Николь Фёдоровну лично, но слышал много хорошего о ней.

– Спасибо! Вы что-то хотели от меня, хотели поговорить со мной?

– Это подождёт. Сигма… Эль хотела с Вами поговорить – это важнее. Она будет через пару минут. Может пока сделать Вам кофе или чай.

– Кофе, пожалуйста. Если можно. – Согласился я и проводил взглядом выходящего из комнаты профессора.

Эта лаборатория была гораздо меньше той, где я появился в этом мире. Всего одно десятиэтажное здание, высокий бетонный забор по периметру, нет огромного ангара, нет огромных пространств, нет тысячи сотрудников, суетящихся туда-сюда. Только несколько человек охраны на входе, несколько рабочих внизу на рампе, грузящих огромные контейнеры на грузовики, и люди которых я иногда вижу на этом этаже, больше похожие на обычных инженеров или каких-то служащих среднего звена, а не на лаборантов в белых халатах.

Да и здание больше похоже на офисное или производственное, чем на лабораторию. Может, так оно и есть. Они же что-то производят, не только исследуют. Может, это шоколадная фабрика искинов? Вполне возможно.

– Извини, задержалась. – Раздался голос Эль справа от меня и на стуле проступила трёхмерная голограмма.

Я протянул руку и по привычке проверил, настоящая она или нет. Хотя, и так было видно по слегка прозрачному силуэту – передо мной голограмма. Иногда, мне не хватало её рядом именно в живом состоянии, если так можно было сказать.

– У меня много вопросов.

– Я знаю. – Эль вздохнула и откинулась на стуле.

Как она это делает? Как не проваливается сквозь спинку и держит сидячее положение? Но это не те вопросы, которые я собирался задать. У меня в самолёте было время подумать, и сейчас я собирался получить ответы.

– У тебя есть оцифровка Ник? Ты можешь создать ей тело, как сделала со мной?

– Николь не оцифровывалась, как и её родители.

– Я знаю, врач скорой сказал. Но почему?

– Молодёжь редко оцифровывается.– Эль по-человечески пожала плечами. – Есть такой термин «personal fable» – убеждённость подростка в своей уникальности, неуязвимости и в собственном бессмертии. До определённой поры, каждый человек верит в то, что он неуязвим, всемогущ, и ничего плохого с ним произойти не может. Одни – перерастают его в пятилетнем возрасте, другие – в двадцатипятилетнем. Зависит от того, как скоро они столкнутся с собственными страхами и осознают свою заурядность. Николь не была заурядной – это её слабость. И в её семье больше верили в медицину, чем в цифровые технологии, мы уже говорили об этом однажды.

– И даже после гибели родителей? Это её ничему не научило?

– Может, и научило, а она просто откладывала. Может, не хотела, наказывая себя этим за то, что не уберегла своих родителей и стала виновницей их гибели.

– Она не была виновницей. – Возразил я. – Виноваты те твари, которые это сделали.

– Мы с тобой это понимаем. Девушка, только что потерявшая родителей – могла это не понимать.

Я задумался. Была ещё одна мысль, но я боялся её озвучивать, понимая, что услышу в ответ. Если бы была какая-то возможность спасти Ник, Эль бы давно сказала об этом.

– Она погружалась в виртуал, оцифровывалась пред игрой. У тебя должен быть слепок её разума или что-то такое?

– Это так не работает. По крайней мере, не сейчас. В твоё время с этим было проще, и так произошли первые оцифровки, случайно и спонтанно. Сейчас, когда технологию доработали и приняли целый ворох всевозможных регулирующих законов и правил для защиты разума от клонирования, копирования и снятия слепка, это всё стало гораздо сложнее.

Я так и думал. Здесь тоже тупик.

– Когда человек входит в виртуал, – продолжила Эль, – его сознание загружается во временный оперативный сектор. Но для снятия полной оцифровки сознания, нужно установить это в настройках капсулы, предоставить доступы и разрешение системе, и банально, выбрать и оформить тариф для хранения оцифровки. На год, десять лет или пожизненный.

– Или умереть в капсуле, – предположил я, вспомнив байки и страхи людей во время закрытия вируала, – или прервать соединение, пока разум находится в капсуле погружения. Тогда разум автоматически останется в виртуале и будет оцифрован навсегда?

– Или так. Но и в этом случае тоже нужно выбрать и оплатить тариф в течении 30-ти дней, или самим пользователем, или родственниками, если на счету у человека нет такой суммы. Иначе, оцифровка будет заархивирована и заброшена в пыльный архив до лучших времён, то есть навсегда. По крайней мере, так было раньше в Корпорации. Сейчас мы отменили все тарифы, оставили символическую плату в один цент, просто подтверждающую согласие.

– То есть, вообще без вариантов? – С угасающей надеждой спросил я.

Эль на секунду замешкалась, всего на секунду, которая снова растянулась для меня в несколько десятков раз дольше, но затем отрицательно мотнула головой. Опять это странное то ли замедление времени, то ли ускорение восприятия.

До последнего верил, что искины смогут что-то придумать. Всемогущие машинные разумы, которые могут найти ответ на любой вопрос. Наверное, я их переоценивал.

В дверь тихонько, словно незаметная серая мышка, проскользнул Андрей Потапович. Поставил передо мной чашку кофе, положил руку мне на плечо и слегка сжал его. Так же молча отошёл, и сел в кресло за столом напротив Эль.

– Спасибо за звонок адвокату, Эль. Он меня действительно выручил.

– Поверь, это только цветочки. – Она слегка усмехнулась. – Саркизов теперь не слезет со следователей, пока они лично не принесут тебе извинения. Это он ещё не знает, как они пытались взломать твой личный коммуникатор.

– Да мне их извинения и даром не сдались. Пусть бы лучше свою работу делали, а не пинали… а не пинали. – Так и не закончил я популярную в моё время фразу. – Можешь узнать что-то за этого человека?

Я порылся в кармане, и достал из него сложенный вчетверо листок. Новый портрет, с ещё большим количеством деталей, который я набросал в самолёте. Развернул его, разгладил складки, ещё раз взглянул на изображённое крысиное лицо, и протянул листок Эль, положив его перед ней.

Девушка мельком взглянула на него, вызвала перед собой большой гало-экран, и перед ней замелькали картинки, с умопомрачительной скоростью сменяя друг друга. Через минуту мелькание на экране прекратилось, и перед ней замерло одно единственное изображение молодого человека в полный рост. Именно он тогда наблюдал за всем происходящим с ленивым и скрываемым интересом.

– Стюард Стольников. Совпадение по портрету 57%, совпадение по данным соседних камер, по отслеживающим датчикам и по электронному следу 98%.

– Это он. – Подтвердил я. – Кто он?