Роальд Даль - Шея

- Дом старше парка, - сказал сэр Бэзил. - Парк разбил в начале восемнадцатого века француз Бомонт, тот же, что проектировал Левенс в Уэстморленде. В течение года здесь работали двести пятьдесят человек.

К женщине в красном платье присоединился мужчина. Они теперь стояли лицом к лицу на расстоянии одного ярда, посреди садовой панорамы, на круглой лужайке и разговаривали. Мужчина держал в руке какой-то черный предмет.

- Хотите, я покажу вам счета, предъявленные Бомонтом старому герцогу?

- Да, очень интересно взглянуть.

- Он платил рабочим по шиллингу в день, а длился рабочий день десять часов.

Яркое солнце мешало следить за движениями и жестами двоих на лужайке. Они обернулись к статуе и, видимо насмехаясь над ее формой, указывали на нее пальцами. Я опознал работу Генри Мура, небольшую, деревянную, с гладкими контурами, редкостной красоты. Помимо торчащих во все стороны непонятных отростков, в ней были прорезаны два или три отверстия.

- Когда Бомонт сажал тисы для шахматной доски, он знал, что раньше чем через сто лет от них будет мало проку. Мы не обладаем таким запасом терпения, планируя что-либо, как по-вашему?

- Нет, - сказал я. - Не обладаем.

Черный предмет в руке мужчины оказался фотоаппаратом. Он отступил назад и фотографировал женщину рядом со статуей. Она принимала разные позы, все нарочито комичные. Раз она обхватила обеими руками торчащий отросток и прижалась к нему щекой, потом вскарабкалась и села верхом на статую, зажав в кулаке воображаемые поводья. Высокая стена деревьев заслоняла их от дома, да и от любой точки парка, кроме того холма, на котором мы находились. Они имели все основания полагать, что их никто не видит, и, если бы они и взглянули на нас, смотреть бы им пришлось против солнца. Они бы не различили две неподвижные фигурки на скамье у пруда.

- Люблю эти тисы, - сказал сэр Бэзил. - Они такого необычного цвета, глаз на них отдыхает. А летом, когда вокруг все сверкает, они разделяют поле сплошного блеска, и тогда легче смотреть. Заметили, как переходят на листьях один в другой оттенки зеленого?

- Да, очень красиво.

Мужчина объяснял что-то женщине, показывая на статую. Оба смеялись, закидывая головы назад. Следуя указанию мужчины, женщина обошла вокруг деревянной скульптуры, пригнулась и просунула голову в одно из отверстий. Статуя была размером с небольшую лошадку, только поплоще. Я видел обе стороны, слева женское туловище, справа торчащую голову. На пляжах часто устанавливают такие аттракционы, просовываешь голову сквозь дырку в щите и фотографируешься в виде толстой старухи. Мужчина нацелил объектив.

- Еще одно насчет тисов, - продолжал сэр Бэзил. - В начале лета, когда идут молодые побеги...

Он оборвал себя, выпрямился и наклонился чуть-чуть вперед. Все его тело напряглось.

- Идут молодые побеги, что же тогда? - спросил я.

Мужчина сделал снимок, но женщина не вынимала голову из отверстия. Он заложил руки с фотоаппаратом за спину, и подошел к ней. Он наклонился вплотную к ее лицу и, похоже, несколько раз поцеловал ее. В солнечном безмолвии сада как будто послышался отдаленный женский смех.

- Пойдем домой? - спросил я.

- Домой?

- Да, выпьем по коктейлю перед едой.

- Коктейль? Да, возьмем по коктейлю.

Но он не двигался. Он неподвижно сидел, унесясь за тысячу миль от меня, и вглядывался в далекие фигуры. Я тоже глядел на них. Отвернуться было выше моих сил. Там словно разворачивалась опасная балетная миниатюра, в которой были известны музыка и танцоры, в то время как сюжет, хореография и развитие действия оставались неведомы, и, чтобы понять, требовалось смотреть не отрываясь.

- Годье Бржезка, - произнес я. - Чем мог бы он стать, если бы не умер так рано?

- Кто?

- Годье Бржезка.

- Да, несомненно, - ответил он.

А между тем на лужайке происходило что-то непонятное. Голова женщины торчала из отверстия статуи, а тело начало медленно извиваться. Мужчина стоял неподвижно в полутора шагах от нее. Вдруг он напрягся, опустил голову. Смех, кажется, смолк. Через секунду он положил фотоаппарат на траву, шагнул вперед и взял обеими руками голову женщины. Балет преобразился в кукольное представление с угловатыми жестами деревянных марионеток, жалкими и нелепыми на залитой солнцем далекой сцене.

Мы наблюдали со скамьи, как кукла-мужчина проделывала руками манипуляции с головой куклы-женщины. Он действовал с осторожностью, медленно, периодически отпуская ее и отступая на один шаг, чтобы оценить ситуацию в новом ракурсе. Когда он отпускал, женщина начинала извиваться, как собака, на которую впервые надели ошейник.

- Застряла, - сказал сэр Бэзил.

Мужчина зашел за статую, со стороны женского туловища, и взялся за ее шею. Потом, словно отчаявшись, дернул несколько раз, и в солнечной тишине прозвучал голос женщины, вскрикнувший от боли и страха.

Уголком глаза я видел, что сэр Бэзил понимающе кивнул:

- Однажды я сунул руку в горшок с вареньем и не мог вытащить.

Мужчина отошел и молча, сердитый и угрюмый, стоял, уперев кулаки в бедра. Женщина, продолжая стоять в неудобной позе, обращалась к нему, вернее, кричала на него, и, хотя туловище ее было зажато крепко, ноги оставались свободны, и она топала и дрыгала ими вовсю.

- Я тогда разбил горшок молотком, а матери сказал, что он случайно упал у меня с полки.

Он успокоился и расслабил мышцы лица, но голос оставался странно безжизненным.

- Наверное, надо подойти посмотреть, нельзя ли там помочь чем-нибудь.

- Я тоже так думаю.

Прежде чем встать, он закурил сигарету и аккуратно положил горелую спичку в коробок.

- Прошу прощения, - сказал он. - Хотите?

- Да.

Он церемонно открыл передо мной портсигар, дал мне прикурить, спрятал горелую спичку в коробок. Потом мы встали и не спеша пошли по травянистому склону вниз.

Мы вышли через проход в зеленой тисовой изгороди, для них - совершенно неожиданно.

- Что происходит? - спросил сэр Бэзил. Он говорил чрезвычайно тихо, с такой тихой угрозой, какой, очевидно, леди Тертон никогда не слышала в его голосе.

- Засунула вот голову и не может обратно вытащить, - ответил майор Хэддок. - Для смеха.

- Для... чего? - переспросил сэр Бэзил.

- Бэзил! - закричала леди Тертон. - Что же ты стоишь, как болван! Сделай что-нибудь, если можешь!

- Придется эту деревяшку сломать, - сказал майор.

На его седом усе осталось красное пятнышко, и, как лишний мазок убивает картину, предательское пятно разрушило его мужественный облик. Он был смешон.

- Сломать статую Генри Мура?

- Сэр, иначе нет никакого способа вытащить ее светлость оттуда. Бог знает, как она умудрилась протиснуться, но выбраться она не в состоянии. Уши мешают.

- Ах, боже мой, - произнес сэр Бэзил, - такая великолепная скульптура.