Ежи Жулавский - Победоносец

Она протянула руку:

— Владыка, дай мне знак, чтобы поверили, что я говорю от твоего имени, и я пошлю людей на розыск.

Марк помедлил, не зная, как поступить, но внезапно вспомнил о древнем и только по книгам известном земном обычае передавать власть. Улыбнулся, снял с пальца перстень и подал Ихазели.

Она взяла перстень и молча направилась к лестнице, ведущей вниз, в собор.

Прошла через неф и отворила боковую дверцу, которая вела в покои опустевшего дворца первосвященника…

Через некоторое время вновь появилась в соборе. Теперь на ней был парадный наряд — плотно закрытое темно-лиловое платье, на плечах золотистая меховая накидка, на шее пурпурные янтарные бусы, наследство пророчицы Ады. Подошла к запертым изнутри бронзовым дверям, отодвинула засовы и распахнула двери настежь.

Перед собором ждал народ. Именитые и старейшие во главе с Элемом собрались на паперти, терпеливо ожидая пробуждения Победоносца, чтобы учредить новый устав и восстановить порядок, нарушенный отречением высшего должностного лица, первосвященника Крохабенны. Неподалеку вместе с молодежью стоял Ерет, там обсуждали военные планы: поскорей бы выступить вместе с Победоносцем в поход на ту сторону Великого моря, чтобы застать шернов врасплох и прикончить в их собственных логовах.

А вокруг теснился народ. И те, кто сражался, и те, кто поглядывал издали, и те, кто принес прошения, и те, кто пришел с жалобами, и, наконец, те, кто явился из любопытства, просто поглазеть на великана с Земли. В сторонке стояли женщины, побаиваясь мужей и властелинов, но большей частью с горящими глазами и благословением на устах тому, кто переменит прежнее. Женщины-то знали, что любое новшество для них, скованных жестокими и строгими патриархальными нравами, может быть только к лучшему.

Людское море простиралось, куда только видит глаз, оно шумело и ходило волнами, подобно морю по другую сторону собора.

Когда двери храма распахнулись, все решили, что сейчас выйдет Победоносец, по толпе прошла огромная приливная волна, которая ударилась о паперть, словно о скалу на морском берегу.

Возглавлявший старшин Элем тоже сделал шаг вперед. Но увидев, что навстречу вышла одна Ихазель, пришел в ярость.

— Как смеешь шляться тут, когда мы ждем Победоносца? — выкрикнул он.

Ихазель не ответила. Неспешным твердым шагом направилась к возвышению на паперти справа, откуда по обычаю возвещали свою волю первосвященники, наследующие престол.

Элем схватил ее за рукав:

— Куда полезла? Шла бы ты вон из дворца, да побыстрей, теперь я там буду жить!

И на это не ответила Ихазель. Решительным движением освободясь от монаха, она ступила на возвышение и подняла над головой руку с перстнем.

— Слушайте, люди! — воскликнула она во весь голос. — Победоносец шлет вам через меня пожелание мира и доброго здравия!

— Уберите прочь эту полоумную! — крикнул Элем. — Она под подозрением в сношении с шерном Авием! Ей нельзя говорить с престола первосвященника!

При звуке ненавистного имени народ всколыхнулся, раздались грозные выкрики, толпа взревела.

Ерет бросился к возвышению:

— Ихазель, сойди! Сойди оттуда, если хочешь жить! Ты и впрямь с ума сошла!

Ихазель как не видела Ерета. Ее светлый, безмятежный взор, словно в колдовском сне, блуждал поверх волнующегося моря голов.

— Долой! Долой ее! — раздавались выкрики. — Говорить имеет право только Победоносец! И Элем, его слуга верный!

Ихазель еще выше вытянула руку — преломляя солнечные лучи, в ней сверкнул светлый камешек на перстне.

— Вот знак — перстень Победоносца! Я, внучка первосвященника, шерна Авия победительница, я, как пророчица Ада, мужа не знающая, я, служанка Тому, чье имя да будет благословенно во веки вечные, говорю от Его имени! Он меня из ваших рук вырвал, когда вы мне, невинной, казнью грозили, Он велел мне выйти к вам и послужить устами Его, благодать источающими!

— Да лжет она! — крикнул Элем. — А перстень украла! Эй! Люди! А ну подать ее сюда!

Но никто этих слов не расслышал. Могучая здравица в честь Победоносца грянула над площадью и отразилась от стен собора. Народ прихлынул к девушке, радостно приветствуя благую весть, которую она принесла. Тогда Элем выступил вперед, обеими руками приподнял над головой клобук первосвященника и воскликнул:

— Зрите! Вот камень с руки Старого Человека, он у меня на челе! Я один имею право говорить от имени Победоносца, только я, который первым встретил его и приветствовал!

Толпа разделилась. Одни, видя клобук со священным камнем в руках былого приора Братьев в Ожидании, теснились к нему и требовали прогнать Ихазель, а другие, огромное большинство, приняли ее сторону.

— С какой стати клобук у Элема? — раздались крики. — Крохабенна поверг его к ногам Победоносца, а Победоносец никому не отдал, Элем его присвоил!

Даже те, кто утром требовал, чтобы Элем отобрал клобук у Крохабенны, теперь громко кричали, что Элем — самозванец и только Ихазель, которая показала перстень Победоносца, имеет право говорить с народом от имени владыки. Позабылись оскорбления, которыми осыпали прежнего первосвященника, когда тот встретил посланца Земли непонятными речами. Чуть ли не сожалели о старике, который отрекся и неведомо куда делся. Поэтому, когда Ихазель объявила, что Победоносец желает найти Крохабенну и приблизить к своей особе, прокатился радостный крик и нашлось множество охотников тут же обшарить весь шар лунный и разыскать старика.

Услышав это, Элем побледнел. Взглянул на толпу, взглянул на солдат неподалеку, которыми теперь распоряжался именем первосвященника, но явно не решился на пробу сил по соседству с Победоносцем. Кивком подозвал городских старшин и торопливо направился в собор. Не найдя там Марка, вместе со свитой поспешил к лестнице, ведущей на кровлю…

А Марк, отослав Ихазель с поручением и после долгого сна все никак не чувствуя в себе воли к действию, присел на каменный парапет со стороны моря, высматривал далекие острова, разбросанные по водной глади, и не прислушивался к сваре, которая разыгрывалась по другую сторону собора. Короткий разговор с золотоволосой девушкой и ее странноватое поведение несколько выбили из колеи, и он был рад, что в эту минуту никто не покушается на его одиночество. Завидя Элема в сопровождении старшин, Марк неприязненно поморщился.

— Разве Ихазель не сказала вам, что я ни в чьем обществе сейчас не нуждаюсь? — не дал он им рассыпаться в приветствиях и поклонах.

Элем задрожал:

— Владыка, мы поняли так, что ты сказал это, желая избавиться от назойливой девки, которая не иначе как докучала тебе просьбами помиловать ее деда, который поутру осмелился держать предосудительные речи.