Марта Уэллс - Стихия огня (Иль-Рьен - 1)

Каде во все глаза смотрела на министра, тот глядел на нее внимательно и настороженно. Та часть ее, которую не тревожили смерть и настоящее, имела достаточно времени, чтобы заметить себе: «Наверное, я кажусь ему более чем полубезумной».

— Лорд Дензиль сообщил мне, что вы оставили город, — начал первым Авилер.

Каде ответила:

— Поинтересуйтесь, почему он не повез королеву следом за Роландом и всеми остальными. Спросите, почему он не воспользовался возможностью бежать, которую мы купили для них.

«И когда же возникло это самое „мы“?» — пронеслось у нее в мозгу.

Глаза Авилера метнулись от Каде к Дензилю.

— Он уже объяснил свои поступки.

— Вы тоже заодно с ним, так? — бросил Гидеон, но один из гвардейцев остановил его, положив руку на плечо.

— Мы отбились от отряда, и королеву следовало доставить в укрытие, ответил Дензиль. На его лице беспокойство сочеталось с раздражением, и Каде подумала: играет. Он превосходно исполняет свою роль. Интересно, понимает ли это Авилер? Трудно сказать. Авилера как будто бы больше беспокоит, что предпримет теперь она сама. «Идиот, опасность сейчас исходит не от меня».

— А вы предполагаете здесь находиться? — обратилась Каде к Фалаисе.

Едва королева открыла рот, Дензиль плавно вмешался в разговор:

— Конечно же, нет, она предпочла бы находиться со своим королем.

Авилер обратил к нему непроницаемый взгляд, однако же все свое внимание устремил на Каде:

— Королева сама выберет себе спутника. Я предпочел бы отправить ее вместе со своей стражей, но…

— Миледи, прошу вас, — умоляюще произнес Гидеон, опустившись на колени возле кресла Фалаисы. — Ради вашей чести и безопасности… Вы же знаете, что мы защитим вас.

— Может, пойдете со мной? — спросила Каде у королевы.

Испуганные глаза Фалаисы обратились к Дензилю. «Она боится принять мою помощь», — поняла Каде. Мысль эта принесла холодную ярость, но как бы окутанную ватой, подобно всему, что теперь окружало ее. Повернувшись к ней, Фалаиса беспомощно помотала головой, и Каде вышла из комнаты.

Она ступила в лабиринт салонов, встречая только слуг и потрепанных в бою солдат, однако никого из них не узнала. Можно бы и спросить, однако не было настроения к разговорам. Тут она увидела Берхэма, направлявшегося в одну из дверей с охапкой дров, и поспешила за ним.

Это была прихожая. Внутри находились известные ей гвардейцы королевы и двое людей в одежде цистериан. Кое-кто был ранен, все смотрели на нее с удивлением. Увидев ее, Берхэм ликующе сказал:

— О, рад вас видеть. Мы думали, что вы уже ушли.

— Где Томас? — Слова вылетели прежде, чем она осознала это… Ей пришло в голову, что она впервые обратилась к нему без привычного «эй, ты, ублюдок».

Берхэм склонился по пояс, а потом открыл следующую дверь и отступил в сторону.

Каде остановилась в дверях.

Перед ней оказалась спальня, в ней пахло плесенью и было холодно, несмотря на то что в очаге уже плясал огонь. На постели лежал Томас — в дублете и кожаном камзоле, забрызганном в битве кровью. Она не сразу узнала его. Каде никогда не рассчитывала увидеть капитана гвардейцев таким тихим и бледным. Тощий пожилой человек в бархатных докторских ризах сидел возле Томаса. Над ним возвышался Лукас. Он был без шляпы и, похоже, оказался чересчур близко к взорвавшемуся пистолету: лицо и борт дублета были обожжены. Мартин стоял в изножье постели, опершись на ее спинку, закатанные рукава его белой рубашки пятнала кровь. Молодой слуга Файстус жался в уголке, пытаясь не попадаться под ноги. Каде шагнула в комнату, Берхэм последовал за ней.

— Что случилось? — Голос ее дрогнул, и Каде возненавидела себя за это.

Доктор промолчал.

— Расскажите ей, — обратился Лукас к Мартину.

Лейтенант говорил спокойно и рассудительно, а доктор, взглянув на нее, побелел и заторопился:

— Я не вижу на теле раны, способной вызвать подобное состояние. Значит, ведьмина пулька, ничего сделать нельзя.

Ощущения молотом обрушились на Каде. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, оперлась о стенку.

— Уберите его отсюда, — вскричала она.

Мартин обратил к Лукасу торопливый вопросительный взгляд, а когда тот кивнул в знак согласия, схватил доктора за жесткий ворот одеяния и толкнул его к двери.

Врач явно был наделен развитым чувством самосохранения. Поднявшись на ноги, он сразу бросился вон из комнаты, не выражая ни обиды, ни протеста.

Шагнув вперед, Каде села на постель. Она прикоснулась к лицу Томаса. Кожа его — горела, но пот обжигал холодом. Краем глаза она видела, что полосатая шерсть одеяла полиняла, однако венчающий балдахин плюмаж сохранил еще свою чистую белизну; изголовье было украшено резными лавровыми ветвями. Все это говорило в пользу Авилера. Она знала, что Дензиль из мелочности не стал бы предоставлять своему врагу мало-мальски приличные покои даже перед его кончиной.

Ведьмину пульку она обнаружила по прожженной дырке в брюках Томаса. Снаряд этот никогда не оставлял отметины на теле, и крошечный кусочек находился под кожей в нижней части бедра. Должно быть, прочная кожа ботфорт отклонила ее полет, и пулька вошла в тело под углом. Поэтому-то он и был еще жив, крупинка просто не успела добраться до его сердца.

— Мне нужен серебряный нож, подойдет и сплав серебра, однако в нем по возможности не должно быть низменного металла, — в приказном тоне сказала Каде.

— Такое нужно искать у алхимиков. А где… — пожал плечами Мартин.

— Или в фамильном сервизе, — перебил его Лукас. — Берхэм!

— Лечу. — Слуга уронил дрова и, прихрамывая, заторопился к двери. Каде отметила: «Он ходит, значит, рана не тяжела. Займусь им потом».

— Вам уже случалось делать такое? — спросил ее Лукас.

Он не спросил, уверена ли она в том, что справится, и Каде была настолько благодарна ему, что ответила совершенно честно:

— Нет, но я видела, как это делается… То есть как это пытались сделать.

Доктора и знахари пробовали вырезать ведьмину пульку, если она оказывалась близко под кожей, однако обычно ошибались, прибегнув к услугам железа, а не серебра.

Кроме того, дробина не теряла своей силы, однажды побывав в человеческом теле; извлекший ее из раненой плоти волшебник должен был считаться с тем, что она может повернуть и к его собственному сердцу. Фейри, пославшие пульку, иногда и извлекали ее — по собственной прихоти, однако подобные случаи бывали редки.

Раненых ведьминой пулькой обычно убивали… чтобы избавить от дальнейших страданий, если только они не умирали на месте. Таким образом, перед Дензилем или Верховным министром Авилером открывалась прямо-таки идеальная возможность. К тому же Томас Бонифас относился к числу фаворитов, не пользовавшихся общей любовью, и сейчас его покровительница вместе с войском находилась за пределами города, если, конечно, все они еще были живы. «Доктор может проговориться. Не лучше ли было убить его? Быть может, сейчас уже слишком поздно. Зачем мне все это? Затем, что с того мгновения, как ты ступила во дворец, он обращался с тобой не как с ребенком, или какой-нибудь дурой, или, что еще хуже, придворной дамой. Он увидел в тебе именно то, что ты собой представляешь, и понял, каким ударом была для тебя смерть Галена Дубелла».