Виктор Гутеев - Посеяв Ветер. Пришлые-2

Один из ассистентов призвал к жизни запись. На экране появился отсек с испытуемым оборудованием. В момент запуска куб начал терять очертания и бесследно исчез. Спустя мгновение опытный образец, окружённый золотистыми сполохами, материализовался на прежнем месте.

– Хорошо, – потёр ладони учёный, – теперь транспорт, тысячекратное замедление.

Изображение широкого, приплюснутого с краёв звездолёта, максимально приближенное системами визуального контроля, передавалось в мельчайших подробностях.

Туша транспорта, усеянная непривычной формы надстройками, блестит чёрным глянцем. Возникшая словно из ничего песчинка куба прилипла к борту точно по центру звездолёта. Тысячекратное замедление позволило рассмотреть, как из куба выстрелили телескопические полосы, которые, хомутом охватив корабль, сцепились на другой стороне. В момент сцепления друг с другом полосы засияли золотом.

Ширина полос тридцать шесть сантиметров. Именно такой участок испарился на всю глубину транспорта вместе с прилипшим к борту кубом. В идеально ровный срез заглянули звёзды.

Из не связанных частей корабля рвутся облака застывшей дыхательной смеси. Разрубленные энергомагистрали озаряют расчленённые отсеки синими сполохами. Несколько секунд убитый корабль летел ровно. Затем, подчиняясь импульсам всё ещё работающих двигателей, корма начала валиться, открыв взору срез внутренних палуб.

– Хорошо, – повторил Натан.

Спустя несколько минут учёный посредством кодированного канала связи подробно доложил президенту о ходе испытаний.

– Спасибо, Натан. Поздравляю с успехом.

Закончив, президент Новой Республики вызвал секретаря.

– Встречу проведём на острове. Оповестите министров и распорядитесь вызвать адмирала Двински. Пора браться за дела.

Секретарь молча склонил голову и растворился в дверях кабинета. Президент подошёл к большому иллюминатору. Задумчивый взгляд блуждает по точкам далёких звёзд, но мысли человека далеки от космических красот. В голове вертятся слова учёного, и губы президента впервые за длительное время трогает лёгкая улыбка.

Система Сарус. Новая Республика.

Возмущённо-обиженное выражение лица медицинской сестры отрезвило Алексея.

– Прости, родная.

Незаслуженно грубые слова, в запале слетевшие с языка, адресовались не ей. Просто раздражение, копившееся последнее время, требует выхода, и сестричка первой имела неосторожность чем-то зацепить Алексея.

– Нервишки шалят, ради бога извини.

Он приложил ладони к груди, полагая, что жест подтвердит искренность слов, но реакция оказалась прямо противоположной.

– О вашем поведении будет доложено ведущему врачу.

Правила госпитального этикета приклеили к её губам улыбку, но глаза говорят: извинения не приняты.

– После завтрака явитесь в главный корпус. Я вправе выбрать любые препараты из списка рекомендованных для вашего лечения. Только что вам назначен курс горячих инъекций.

Дама в белом халате, вдруг ставшая совсем не симпатичной, сделав пометки в электронной карте, ещё раз сочувственно улыбнулась.

– Я знаю, последствия инъекций отразятся мышечной судорогой, но это пойдёт вам на пользу.

– Ну, виноват, прости.

Алексей состроил невинную гримасу. Не вышло. Дама с гордым видом громко хлопнула дверью. Вслед полетела подушка.

– Кобыла, – громко выругался Алексей, ища, что бы ещё запустить ей вслед.

Услышала. Дверь распахнулась, из проёма дохнуло яростью. Глаза мечут молнии. Тяжёлое дыхание наполнило тишину палаты.

– Пыхтишь как паровоз, – съязвил Алексей.

Слова, готовые сорваться с губ девушки, застряли в горле. В карих глазах мелькнула обида, по щекам покатились слёзы. Алексей подорвался, встал рядом и, не зная, что делать, погладил её по плечу.

– Уйди от меня, – расслышал он сквозь всхлипы, – ты…, ты хам, – выбрала она самое страшное ругательство, – тебе повезло, инъекций не будет. Через пять минут тебя ждут в центральном корпусе.

Девушка быстро успокоилась, утёрла слёзы. Демонстративно игнорируя Алексея, поправила выбившийся из-под чепчика локон и гордо шагнула прочь.

– Да что я тебе сделал-то? – крикнул ей вслед Алексей, но увидел лишь выставленную за спиной фигу.

Где-то на окраине сознания мелькнула мысль, что в чём-то, возможно, виноват и сам.

– Идите за мной.

Худощавый хлюпик с жетоном дежурного по этажу, шаркая ногами, повёл Алексея по коридорам центрального корпуса. Лучи местного светила, заглядывая в окна, играют бликами на тянущихся навстречу чёрных лакированных дверях. Навстречу попались четверо пехотинцев в новой, с иголочки форме. Рядовые громко обсуждают предписания, выданные заключительной комиссией. Бойцы отправлялись на фронт.

Вернулось раздражение, возникло желание влепить хлюпику пендаля, чтобы шаркал быстрее, но воплотить его в жизнь не успел. Хлюпик толкнул очередную дверь.

– Ждите здесь.

Просторная, стерильно белая комната с двумя креслами, стоящими друг против друга, встретила пустотой. Зная возможности голографа, не удивился столь скромной меблировке. Подошёл к распахнутому настежь окну. Втянул мятный аромат, вгляделся в разбуженный рассветом лес.

К собственному удивлению, покой и красота окружающего мира сейчас только раздражают. Всё портит мерзкое настроение. От мыслей отвлёк щелчок открывшейся двери.

В комнату уверенной походкой вошёл знакомый старик. Не говоря ни слова, он прошествовал к креслу.

Алексей отметил чёрную, идеально сидящую на сухом теле форму. Отлично скроенные куртка и брюки порадовали глаз отсутствием регалий. Выделяется ворот, серебряная окантовка которого говорит о высоком статусе её обладателя. Адмирал сел, привычным движением закинул ногу на ногу.

– Удивлён? – вопрос смыл глуповатое выражение с лица Алексея, но ответить он не успел, – ноги за эти дни я, конечно, не вырастил – это протез, – ответил адмирал на свой же вопрос, – насколько мне известно, на твоей родине таких не делают.

– А что вам ещё известно?

– Всё, – ответил старик, – заинтересовался расположением Российской армии, навёл справки. Как оказалось, вы, молодой человек, весьма приметная личность.

– Ого, – зарделся Алексей, – я становлюсь популярным.

– Судя по тону, популярность не очень радует.

– Не радует, – подтвердил слова шумный выдох, – болтаюсь, извините за выражение, как говно в проруби. Последний пехотинец знает, что и как будет дальше, а я всё время в подвешенном состоянии. Сижу и думаю. Или встречу в госпитале старость, или опять очнусь в верхних слоях атмосферы. Что со мной будет завтра, не могу даже предположить. И так постоянно, а это бесит.