Борис Конофальский - Рейд. Оазисы. Старшие сыновья

Она растерялась, не знала, что сказать:

– Что? Кто…?

– Кто убирал мою комнату? – говорит он, повышая тон. – Слышите меня? Ну? Кто?

Она рот раскрыла, но не отвечает. Глаза испуганные. Он уже понял, что хозяйка в курсе всех дел, скорее всего, она сама давала ключи от его комнаты. Надо выяснить, кому, но выяснить так, чтобы не очень на неё давить.

– У меня там, на столе, лежали бумаги, – врёт инженер, – пара листочков, все исписаны, там всё перечёркнуто, они похожи на мусор, – он говорит это раздражённо и при этом грозя ей пальцем, – но это не мусор, это черновики! Я хочу знать, куда вы их дели, у меня там были расчёты, и они мне нужны. Куда вы их дели?

– Черновики? – тупо переспрашивает женщина, так, видимо, и не находя ответа на его вопросы.

– Бумаги! Бумаги! – он не собирается отступать. – Мало того, что вы убираетесь плохо, всё в пыли, весь стол в пыли, а нужные бумаги вы выбросили! Кто убирался у меня? Это тот болван, что сейчас моет столовую?

– Нет, – женщина трясёт головой.

– А кто? Вы, что ли? – напирает инженер, подбрасывая ей идею.

– Я, я, – соглашается она, – извините.

– А где они, вы можете их вернуть? Давайте посмотрим в мусоре, – предлагает Горохов.

Но это, конечно, невозможно, и она мямлит:

– Вы знаете, их уже нет, сожгла их в печи, – женщина расскажет ему, что угодно, но тех, кто копался в его вещах, она не выдаст, кончено же, от страха. – Извините.

Она боится, Горохову это уже ясно, так боится, что даже готова взять на себя вину. Скорее всего, у него в комнате были люди из службы безопасности. Значит, Тарасов. Инженер смотрит на неё всё ещё с неприязнью:

– Вы уничтожили целый день моей работы, мне придётся всё переделывать, – он делает паузу, и его как будто озаряет, – поэтому я за сегодняшний день вам платить не буду.

– Ну…, – она, конечно, согласна, лишь бы он больше не заводил разговор про бумаги. – Хорошо. Ладно, – в её голосе даже слышится облегчение. – За сегодня вы не платите.

Он поворачивается и уходит в свою комнату, больше не сказав ей ни слова. Но этого ему мало. Все выводы, к которым он пришёл, – всего-навсего умозаключения, а нужны знания. И тут около заднего выхода из дома Горохов видит девочку.

– Нина, – окликнул он её, она выносила какой-то хлам в большой корзине на улицу.

– Да, – обернулась к нему девочка.

– Как освободишься, забеги ко мне на минутку, – произнёс он. – Дело для тебя нетрудное есть.

– Хорошо, сейчас и забегу, пока клиенты не начали собираться. А что за дело?

Он только покачал головой: не сейчас, и стал подниматься к себе. Конечно, она зайдёт, он уже давал ей денег, девчонка это помнит и наверняка захочет подзаработать ещё.

Придя к себе, он вытряхнул из карманов всю мелочь, которая у него была. Тут главное – не жадничать. Инженер отобрал несколько небольших серебряных монеток. Три штуки по двадцать копеек. Выбрал самые новые, с хорошо сохранившейся чеканкой. Положил монетки на стол, себе под руку. Вскоре девочка, стукнув в дверь один раз, ввалилась в его комнату, взмокшая и запыхавшаяся.

«О, торопилась, значит, заинтересована», – думает Горохов и рукой манит девочку к себе.

– Слушай, у меня к тебе дело, – говорит он и подталкивает на край стола первую монетку.

Нинка косится то на него, то на монету, явно красивая серебряная монета ей нравится.

– А что нужно-то? – спрашивает она, но деньги не берёт. Умная девочка: сначала, дядя, скажи, что нужно, а я уже потом решу, брать или не брать.

– Да ничего особенного. – Горохов не хочет на неё давить. – Тут ко мне кто-то приходил сегодня, пока меня не было. Вот узнать хотел…

Лицо девочки сразу поменялось, инженер даже договорить не успел, раньше было насторожённое, но заинтересованное, а теперь весь интерес как ветром сдуло, она уже на деньги и не глядит. Горохов понимает: девчонка-то в курсе. Он пододвигает к краю вторую монету:

– Что, Тарасов был?

Она взглянула на него быстро. Губёнки поджала.

Он стучит пальцем по монетам, чтобы привлечь её взгляд, и повторяет:

– Тарасов?

Она взглянула на монеты. Да, от деньжат девочка не отказалась бы.

Нужно немного додавить, и инженер говорит проникновенно:

– Да ты не волнуйся, я никому о нашем разговоре не скажу, слово степняка. А мы, степняки, молчать умеем, веришь? Скажешь, кто был, – денежки твои.

И опять она молчит, поэтому инженер повторяет:

– Тарасов?

И тут она, к его радости, качает головой: нет. Он доволен и пытается развить успех:

– А кто тогда?

– Тарасов раньше к вам ходил, а сегодня у вас Коняха в комнате рылся, – негромко произносит девочка.

– Сегодня Коняха, значит… А Коняха – это кто? – он сдвигает монетки к самому краю стола – бери.

– Витёк Коняхин, – девочка нерешительно берёт одну за другой монетки со стола.

– Витёк Коняхин, – Горохов должен выяснить всё, – если он не с Тарасовым, то с кем он, или, может быть, он сам по себе?

– Не сам он по себе, – девочка зажала монеты в руке, – он у Юрка работает.

Кончено, Горохов знал, кто такой Юрок. Прежде чем сюда отправиться, он полистал опросы людей, тут бывавших, и имел некоторое представление о главных людях Полазны, об их взаимосвязях, об их занятиях, их доходах. И в той информации, конечно, не раз всплывало имя Юрка, но всё равно он должен был спросить, хотя бы для поддержания легенды:

– А Юрок – это кто такой?

Нинка смотрит на него почти с удивлением: как же можно этого не знать!? И говорит:

– Юрок Дулин – это сын Папы Дулина, второй или ещё какой-то там.

Горохов протягивает ей последнюю монету:

– Если этот Коняха тут появится, ты мне его покажешь?

– Угу, – Нинка забирает монетку и прячет деньги, – покажу, он сюда приходит иной раз. Если сегодня появится, я к вам забегу.

– Отлично, договорились, – он поймал её за руку. – Нина…

– Что? – она смотрела на него с тревогой: ну что вам ещё, дядя?

– Ты об этом нашем разговоре никому не говори, даже матери.

– Нет у меня матери, – строго отвечала девочка.

– А хозяйка… она тебе…, – он не знал, как закончить.

– Жанат? Она мне работу дала. И на том спасибо, папка-то у меня в Перми сгинул, ходил с самим Якутом, много ходил, всегда удачно, а один раз так и не пришёл. Никто из их артели не пришёл, то два года назад было, а мамка давно от грибка померла, брат тоже. А я одна осталась. Вот у Жанат и прижилась.

Горохов погладил её по голове, но сказать ему было нечего. Ну разве что:

– Слушай, когда этот Коняха тут появится, ты мне дай знать. Ещё копеечку тебе подкину.

– Хорошо, – кивнула она, – он у нас гость нередкий.

Он отпустил её, и она быстро и с радостью – денежки-то получила немалые – вышла из его комнаты, а он закрыл за ней дверь, сел у стола, закурил. Сидел, пускал дым в прохладную струю из кондиционера, поигрывал зажигалкой. Конечно, он кое-что знал о Юрке Дулине. Читал о нём доклады, знал, что это был один из сыновей Папы. Один из двенадцати. Как о нём говорили – самый способный из всех, такой способный, что не боялся с папой конфликтовать. Давно уже сам себе сделавший имя, промышляющий по всей реке всем, что только могло принести денег, от торговли оружием и полынью до торговли людишками, которым не повезло. Да, Горохов, честно говоря, рассчитывал не на его внимание. Этот Юрок был очень опасным типом. Он был из тех, которых считают напрочь отбитыми.