Филип Фармер - Протест

Никто не пытался его остановить.

Дунски хотел было повернуть влево на Четвертую Западную — тогда свидетели скажут органикам, что он скрылся в этом направлении — но потом передумал. Там слишком близко находилась Площадь Шеридан, где всегда дежурят органики. С Джоунс Стрит он поехал направо, миновал Корнелию и переехал через мост канала Кропоткина. Нужно было как можно скорее бросить машину и спрятать Сник. Но сделай он первое, ему бы не осуществить второе.

Едва миновав небольшой парк, расположенный к востоку от канала, рядом с Четвертой Западной, Дунски заметил позади себя огни приближающейся машины. Ругаться уже не было сил. Патрульная машина? Скорее всего. Дунски не мог даже выскочить из машины и броситься бежать. Его без труда догнал бы и восьмидесятилетний старик. Машина преследователей вильнула в сторону, готовясь обойти его, но затем сбросила скорость, стараясь поравняться с ним. Окошко открылось, и сидящий за рулем мужчина что-то прокричал в его сторону. Однако слова его утонули в раскатах грома, к тому же стекло справа от Дунски было поднято, что, вероятно, еще больше заглушило голос мужчины. Дунски опустил стекло и что-то крикнул в ответ. Водитель не был одет в форму, к тому же номер на его машине отсутствовал. Но это отнюдь не означало, что двое сидящих в ней людей не органики. С другой стороны, почему тогда они не прилепили на крышу обычную в таких случаях подставку с оранжевым сигнальным огнем? Может, это иммеры, которых послали ему на помощь?

Дунски остановил машину и подождал, пока эти двое подойдут к нему. Они оказались органиками, но принадлежали также и к сообществу иммеров. Их послали, чтобы убедиться, что он выбрался из этой истории. Оказывается Длинный действительно получил от охранников с улицы сообщение о том, что Дунски не ушел сразу же, как это было ему приказано. Они направлялись подобрать его, когда получили из штаба приказ отправиться на Джоунс Стрит. Кто-то позвонил и сообщил, что там происходит схватка.

— Я вам все расскажу потом, — сказал Дунски. — А сейчас переложите тело этой женщины к себе в багажник. Машину я оставляю здесь.

Второй органик — это была женщина — произнесла:

— У нас приказ доставить вас к нашему шефу.

Дунски выключил двигатель и фары и вышел из автомобиля. Женщина-органик поспешила помочь перенести тело Сник.

— О, я забыл! — воскликнул Дунски и бросился протирать руль и дверную ручку машины Носовым платком.

Затем, забравшись на заднее сидение автомобиля органиков, он лег так, чтобы его нельзя было заметить снаружи. Хлопнула крышка багажника, и органики заняли передние сидения.

— Может, и его надо было поместить в багажник, — заметила женщина.

Мужчина не ответил. Женщина что-то произнесла, прижав к губам свои наручные часы, однако голос ее звучал очень тихо — Дунски не смог различить ни единого слова. «Они общаются не на той частоте, которой обычно пользуются органики», — подумал он. Мужчина поехал к Вуменвэй. Их обогнали две патрульные машины со включенными сиренами; эти направлялись куда-то на запад. Машина свернула налево, проследовала по Вуменвэй к северу, затем направо — на Восточную Четырнадцатую улицу и снова налево — на Вторую авеню. Сразу же после Площади Стайвесант они остановились у подъезда большого многоквартирного дома. Дунски видел это здание прежде — монументальное строение, формой своей отдаленно напоминающее храм Тадж Махал, но немного меньше по размеру. Тут жили высокопоставленные правительственные чиновники, у многих его обитателей здесь же находились и служебные кабинеты. В здании пристроилось множество магазинчиков, а также просторный зал для торжественных заседаний, ресторан и гимнастический манеж. Видимо, ситуация действительно была не из приятных. Раз его привезли сюда, значит Совет не видел другого выхода, и дело приближалось к критической точке.

Мужчина остался в машине прослушивать каналы органиков. Женщина проводила Дунски по широкому, отделанному мрамором коридору, по обеим сторонам которого замерли воплощенные в камне, одетые в официальную форму фигуры чиновников, когда-то важно вышагивавших здесь. Статуи давно уже нуждались в том, чтобы их избавили от пыли.

Они остановились у дверей одного из многочисленных лифтов, и женщина объявила в настенный экран:

— Он здесь.

— Пусть поднимется один, — ответил глубокий мужской голос. — Возвращайтесь на пост. После того, как он войдет в лифт.

— Слушаюсь, Ум, — сказала женщина. Она ушла лишь когда Дунски вошел в кабину и за ним закрылись двери.

Джеймс поднялся на один из этажей Куполообразной части, вышел в холл, устланный прекрасными коврами и сверкавший изысканной отделкой, и, обратившись к ожидающему его мужчине, представился:

— Дунски.

Мужчина кивнул и проводил его через холл к одной из дверей. На табличке стояли два имени: Пайет Эссекс Вермолен и Майа Оуэн Барух. Имена были Дунски знакомы, хотя их обладателей видеть ему не доводилось. Оба приходились ему троюродными братом и сестрой: Вермолен по отцовской линии, а Барух — по материнской. Поскольку они состояли с ним в родственных отношениях, он предполагал, что оба кузена входили в общество иммеров, хотя никаких доказательств тому он не имел. В квартире они жили одни, несложно было поэтому определить их принадлежность к самым высшим официальным лицам. Стены квартиры украшали обои, повсюду попадались предметы антиквариата и бесконечные безделушки, разнообразящие интерьер. Вряд ли их было бы такое множество, если бы хозяевам приходилось все это прятать на шесть дней в неделю. Положение этой пары по всем признакам было даже более высоким, нежели его подруги из Вторника, комиссар-генерала Хорн, которая делила свою квартиру с еще одной женщиной, гражданкой Четверга.

Вермолен, высокий худой мужчина, принял от Дунски его уличную, промокшую от дождя одежду и развесил ее. Маленькая, худощавая жена Вермолена спросила Дунски, не желает ли он перекусить или выпить.

— Стаканчик бурбона с бутербродом, — хрипло, заторможенно попросил он. — Спасибо. Если не возражаете, я воспользуюсь вашим туалетом.

Вернувшись в гостиную, он уселся на огромный мягкий диван, покрытый накидкой из искусственного меха. Брюки и башмаки Джеймса оставляли вокруг мокрые следы, но он не обращал на это внимания.

Майа Барух принесла выпивку, и сама села рядом. Дунски отхлебнул виски и глубоко вздохнул.

Вермолен тоже сел, но, пока Дунски не расправился со своим бутербродом, сохранял молчание.

— Ну, — сказал он, наконец, подаваясь вперед. — Расскажите обо всем, что произошло. Некоторые детали я уже слышал от своих людей по радио. Я получил также отчеты от вашего непосредственного начальника и от официальных лиц из других дней. Сейчас я хочу услышать всю историю в целом. Мне нужна полная информация — все, что так или иначе относится к этому делу.