Филип Фармер - В свои разрушенные тела вернитесь

Бартон присел на корточки перед мертвецом и приложил кончик ножа к телу, начав надрез чуть выше правого колена и доведя до ключицы. Фригейт стоял рядом и смотрел. Он стал еще бледнее, а дрожь усилилась. Но стоял он твердо, пока две длинные полосы не отделились от тела.

— Так что? Попробуете? — спросил Бартон и перевернул тело на бок, так чтобы можно было снять другие, еще более длинные полосы. Фригейт взял нож, с кончика которого капала кровь, и, стуча зубами, принялся за работу.

— Не так глубоко, — начал поучать Бартон. — А теперь вы сделали слишком мелкий надрез. Ну-ка, дайте мне нож. Смотрите!

— У меня был сосед, который частенько подвешивал убитых им кроликов у себя за гаражом. Как-то я наблюдал за ним. И одного раза оказалось достаточно.

— Нельзя позволять себе быть таким щепетильным и привередливым, — сказал Бартон. — Вы отныне живете в примитивном обществе. Нужно приспособиться к этому окружению, чтобы выжить, независимо от того, нравится вам или нет.

Бронтич, высокий, жилистый серб, который прежде был управляющим гостиницей, подбежал к ним.

— Мы только что нашли еще один камень в форме гриба. Ярдах в сорока отсюда. Он спрятан за деревьями в ложбине.

Первый восторг Бартона от превосходства над Фригейтом прошел. Ему даже стало немного жаль этого парня.

— Слушайте, Питер, — сказал он. — Почему бы вам не пойти посмотреть на этот камень? Если это действительно так, то нам незачем будет спускаться вечером к реке.

Он передал Фригейту свою чашу.

— Поместите ее в отверстие гриба, но запомните точно, в какое. Пусть и другие сделают точно так же. Удостоверьтесь, что все точно помнят, куда поместили свои чаши. Вы понимаете, что нам нужно остерегаться всевозможных ссор.

Странно, но у Фригейта не было желания идти. Ему казалось, что он своей слабостью как-то опозорился. Он постоял еще мгновение, переминаясь с ноги на ногу, несколько раз вздохнул. Затем, пока Бартон продолжал соскребать остатки мяса и крови с внутренней стороны полоски кожи, он все же пошел прочь, неся в одной руке две чаши, а в другой каменный топор.

Бартон перестал работать, как только американец скрылся из виду. Он мог бы срезать еще полосы и рассечь туловище, чтобы вынуть внутренности. Но сейчас он не мог ничего сделать для того, чтобы сохранить кожу и кишки. Может быть, кора вот этих, похожих на дуб деревьев, содержит танин, который можно использовать вместе с другими материалами для дубления свежесодранной человеческой кожи. Но к тому времени, как он приготовит все необходимые материалы, эти полосы сгниют. И все же, он не зря потерял время. Была доказана эффективность каменных ножей, и он восстановил в памяти знания о человеческой анатомии. Когда он был юношей и жил в Пизе, Ричард Бартон и его брат Эдвард дружили с итальянцами, студентами-медиками университета. Оба молодых Бартона многое почерпнули из этой дружбы, и ни один из них не ослаблял впоследствии интереса к анатомии. Эдвард стал хирургом, а Ричард посетил кучу лекций, как публичных, так и частных. Он очень часто присутствовал на публичных вскрытиях в Лондоне. Но позабыв многое из того, чему он когда-то учился, он начал действовать по принципу «познавать никогда не поздно».

Стемнело. Солнце спряталось за выступом горы. Бледная тень пала на его лицо, и в течение нескольких минут вся долина погрузилась в сумерки. Но небо еще довольно долго было ярко-голубым. Ветерок продолжал дуть все с той же силой. Пропитанный влагой воздух стал немного прохладней. Бартон и неандерталец оставили тело и двинулись на голоса остальных членов группы. Все собрались возле камня для чаш, о котором говорил Бронтич. Бартона заинтересовало, имеются ли еще такие же камни у подножия горы? На этом камне, однако, не было чаши в центральном отверстии. Возможно, это означало, что он еще не готов к действию. Но Бартон отверг эту мысль. Скорее всего те, кто сооружал эти камни, поместили чашу в центральное углубление только у грибов возле реки. Так как знали, что воскресшие сначала воспользуются именно ими. К тому времени, когда они разыщут отдаленные от берега камни, они уже будут знать, как ими пользоваться.

Чаши были установлены в углубления, образующие внешнюю окружность. Их владельцы стояли или сидели вокруг, переговариваясь между собой, хотя все их помыслы были устремлены к чашам. Все ждали, когда же — если это вообще произойдет — возникнут голубые языки пламени. Почти все разговоры сводились к тому, что они очень проголодались. Некоторые предавались размышлениям о том, как они сюда попали, кто поместил их сюда, кто эти существа и какие планы у них в отношении людей. И только совсем немногие говорили о своей жизни на Земле.

Бартон уселся под развесистыми ветвями железного дерева, толстый черный ствол которого был весь покрыт наростами. Он чувствовал себя усталым, как и все остальные, кроме, может быть, Казза. Пустой желудок и натянутые как струны нервы не давали возможности вздремнуть, хотя тихие голоса и шелест листьев склоняли ко сну… Ложбина, в которой собралась группа, была образована склонами четырех холмов, поросших деревьями. Хотя здесь было немного темнее, чем на вершинах холмов, но зато несколько теплее. Через некоторое время, когда сумерки еще более сгустились и усилился холод, Бартон организовал бригаду на поиски дров для костра.

Пользуясь ножами и топорами, они срезали большое количество бамбука и собрали несколько охапок травы. С помощью своей «зажигалки» Бартон разжег костер. Но поскольку собранного должно было хватить для поддержания огня на всю ночь, костер был не слишком велик. И все же игра пламени на сухом бамбуке успокаивающе действовала на нервы.

Внезапно раздавшийся взрыв заставил всех подскочить от испуга. Некоторые женщины закричали. Занятые костром, они совсем забыли о камне для чаш. Бартон обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как голубые языки пламени взметнулись почти на двадцать футов ввысь. Даже с расстояния десятка ярдов от камня Бартон ощутил тепло от разряда.

Затем грохот прекратился, и все уставились на чаши. Бартон первым вскочил на камень. Большинство не отважилось подойти к камню сразу же после исчезновения огня. Он поднял крышку своей чаши, заглянул внутрь и завопил во все горло от восторга. Другие тоже стали залезать на камень и открывать чаши. Примерно через минуту они сидели возле костра и быстро ели, время от времени вскрикивая и показывая друг другу, что они обнаружили. «После всего случившегося дела не так уж и плохи». Похоже, эта мысль вертелась в голове у каждого. Те, что были в ответе за все случившееся, видимо, приняли на себя все заботы об их хлебе насущном.

Еды было вдоволь, даже несмотря на то, что они постились целый день или, в изложении Фригейта, «вероятно, постились добрую половину вечности». При этом он имел в виду, что неизвестно сколько времени прошло между 2008 годом н. э. и сегодняшним днем. Этот мир не мог быть создан за один день, а подготовка человечества к Воскрешению определенно отняла больше семи дней. Конечно, если все это произведено с помощью науки и техники, а не каким-нибудь сверхъестественным образом.