Джеймс Эдвин Ганн - Где бы ты ни был

– Хочешь остаться здесь – делай, что тебе говорят.

– Пожалуйста, мистер Райт, не заставляйте меня. Нехорошо это. Даже когда ничего поделать не можешь, все равно плохо, а делать это нарочно и вовсе грех. Как бы чего страшного не случилось.

Но Мэтт был непреклонен. Эбби прикусила губу и уставилась на иглу, наморщив свой гладкий лобик. Игла торчала недвижно.

– Не можу я, мистер Райт. Не можу, и все тут.

– Почему не можешь?

– Не знаю… – Эбби вспыхнула, машинально разглаживая лежащие на коленях брюки. – Наверно, потому, что я счастлива.

Утренние эксперименты не удовлетворили полуосознанную потребность Мэтта. Он предлагал Эбби самые разные вещи: катушку с нитками, авторучку, десятицентовик, ластик для пишущей машинки, каталожную карточку, сложенный бумажный листок, бутылку (последнюю Мэтт счел гениальным озарением). Но ни один предмет, хоть убей, не сдвинулся с места.

Он даже колесо достал из багажника и прислонил к машине. Пятнадцать минут спустя оно так никуда и не делось.

Мрачный как туча Мэтт достал с полки чашку и поставил на стол.

– Посуду ты вроде хорошо бьешь? Вот и давай.

Измученная Эбби уставилась на чашку и простонала:

– Не можу я.

– «Не могу»! – свирепо поправил Мэтт. – Ума, что ли, не хватает запомнить?

– Не могу… – повторила Эбби. Из голубых глаз хлынули слезы, хрупкие плечики затряслись.

Мэтт не испытал жалости. Неужели все, что он видел, просто иллюзия? Или Эбби действительно нужно быть несчастной, чтобы эксперимент получился?

Что ж, своя логика в этом есть. Дети-невротики играли заметную роль в истории колдовства. На одном из судебных процессов в Англии таких детей будто бы рвало иголками и булавками. Они не могли произнести слов «Господь», «Иисус», «Христос», но легко выговаривали «сатана» или «дьявол». Между серединой пятнадцатого века и серединой шестнадцатого сто тысяч человек приговорили к смерти за колдовство. Сколько из них отправились на дыбу, на костер или в пруд из-за того, что показания против них дали дети? Девочка видела у своей двери женщину. Потом женщина куда-то пропала, и девочка увидела бегущего прочь зайца. Больше никаких улик не понадобилось, и обвиняемой вынесли приговор.

Чем все это объяснить – внушаемостью, жаждой внимания? Исследования Общества психологии, на основе которых Мэтт и собирался написать книгу, также указывают на участие детей или молодых девушек в необъяснимых явлениях – особенно в явлениях полтергейста.

Несчастной так несчастной.

– Собирай вещи, – приказал Мэтт. – Поедешь домой к отцу.

Эбби, застыв, подняла к нему залитое слезами лицо.

– Не поеду я.

– Еще как поедешь.

– Не поеду, и все тут. – Чашка полетела прямо в голову Мэтта. Он инстинктивно заслонился рукой, и чашка прилипла к ладони. Эбби при этом даже пальцем не шевельнула.

– Получилось! – заорал он. – Значит, правда!

– Так мне не надо к па ехать? – робко спросила Эбби.

– Нет, если будешь мне помогать.

– Одного раза вам мало, что ли? Вы ж теперь знаете, что я это могу. Хватит уже, а? У меня прям чувство такое, что будет беда. Ну ладно… как скажете.

– Теперь мне нужно знать, что ты почувствовала, когда чашка полетела ко мне.

– Злость.

– Нет, не то. Что ты почувствовала умственно и физически?

Эбби сосредоточилась, сдвинув брови.

– Господи, мистер Райт. Не мож… не могу я найти такие слова. Как будто мне захотелось бросить в вас что-то, вот я и бросила. Всей собой, не одной рукой.

Мэтт поставил чашку обратно на стол.

– Попытайся почувствовать то же самое.

Эбби собралась и тут же обмякла.

– Не. Не выходит.

– Значит, поедешь к отцу!

Чашка качнулась.

– Вот! Пробуй еще, пока не забыла!

Чашка закружилась на месте.

– Еще!

Чашка поднялась на дюйм и вернулась на стол.

– Это ж просто фокус такой, мистер Райт? На самом деле вы не собираетесь везти меня к па?

– Нет, но ты можешь еще пожалеть об этом. Будешь тренироваться, пока не научишься полностью контролировать эти свои способности.

– Ладно. Только это ужасть как утомительно, когда через силу.

– Ужасно утомительно, – поправил Мэтт.

– Да. Ужасно.

– Теперь попробуй еще раз.

К полудню Эбби научилась поднимать чашку на целый фут.

– Откуда же у нее берется энергия? – пробормотал Мэтт.

– Не знаю, – вздохнула она, – только живот прям подвело с голодухи.

– Я очень проголодалась, – поправил Мэтт.

– Очень. – Эбби пошла к буфету. – Вам сколько сэндвичей сделать, два?

Мэтт рассеянно кивнул и задумчиво сжевал сэндвичи с ветчиной. Эбби действительно на это способна, но полной силы – и полного контроля, предположительно – достигает, только когда несчастна.

– Попробуй с горчицей, – предложил он.

Баночка качнулась и легла набок.

– Это я наевшись, – объяснила Эбби, умявшая целых три сэндвича.

Да, это проблема. Мэтт устремил невидящий взгляд на желтую баночку.

Весь день он был очень добр с Эбби. Помогал вытирать тарелки, несмотря на ее протесты, рассказывал про свою учебу в Канзасском университете и про свою книгу.

– Психология пока пребывает в младенческом состоянии. В ней больше от метафизики, чем от науки. Масса теорий на основе недостаточных фактов. Вся беда в том, что предмет психологии – это живые люди. Физики ставят опыты на всем от атомов до атоллов, биологи на животных, медики режут трупы, а на живых людях экспериментировать нельзя – общественное мнение не потерпит. И не бывать психологии настоящей наукой, пока у нее не будет своих лабораторий и таких же безжалостных методов, как у физики.

Эбби так хорошо слушала – он и забыл, что говорит все это деревенской девчонке.

– Расскажите еще про университет, – попросила она. Ее интересовало, что надевают студентки на занятия и на танцы – глаза у нее стали совсем большими и круглыми. – Надо же. А как далеко они позволяют парню зайти, если намерения у него несерьезные?

Мэтт поразмыслил.

– От девушки зависит, я думаю.

– Зачем им вообще учиться, вот чего не пойму.

– Хотят получить образование, как и мужчины.

– А потом они чего делают?

– Некоторые работают.

– А замуж что ж, не выходят?

– Выходят, и очень многие. На последнем курсе, а то и раньше.

– Ясно… идут учиться, чтоб парней подцепить.

– Есть и такое мнение, – хмыкнул Мэтт. – Женихов в университете хоть отбавляй, тысяч десять-одиннадцать.

– Красивые платья и столько парней кругом – чего ж они тянут целых четыре года? Им тогда уж будет за двадцать, нет бы найти кого-то у себя дома.

– Студенты – более завидные женихи. У них есть шанс сделать хорошую карьеру и зарабатывать много денег.

– Да, наверно… только больно уж долго ждать.

– А ты чего бы хотела?