Кевин Андерсон - Дюна. Батлерианский джихад

Ободранное горло Вориана судорожно дернулось, но он не смог произнести ни одного слова, как ни пытался. Утыканная иглами накладка на тело отскочила в сторону, и Агамемнон расстегнул наручники и ножные крепления, фиксировавшие тело Вориана к твердой поверхности стола. Размякшие мышцы Вориана отказались служить ему, и он скользнул вниз, упав на колени и распластавшись всем телом по полу. Наконец он смог выдавить из себя:

– Но зачем меня пытали? За что ты меня наказал?

Агамемнон синтезировал смех.

– Когда я решу тебя наказать, сын мой, ты узнаешь об этом. Это же была награда. Омниус позволил мне преподнести тебе этот редкий подарок. Действительно, пока ни одному человеку в Синхронизированном Мире не была оказана такая высокая честь.

– Но что это за честь, отец? Прошу тебя, объясни мне. Мой ум отказывается в это поверить.

Голос его дрогнул.

– Что такое несколько минут боли в сравнении с даром, который ты только что получил?

Колосс, сотрясая пол и стены помещения, принялся мерить исполинскими шагами огромный зал.

– К сожалению, мне не удалось убедить Омниуса превратить тебя в неокимека, для этого превращения ты еще слишком молод, хотя я не сомневаюсь, что и этот день не за горами. Я хотел, чтобы ты служил мне не как доверенный человек, но чтобы ты стал моим преемником и последователем. – Его искрящиеся сенсоры вспыхнули ярким светом. – Но вместо этого я сделал то, что только на одну ступень уступает превращению в неокимека.

Генерал кимеков объяснил, что он провел Вориану жесткий курс биотехнологического лечения, введя ему заместительный клеточный материал, который в несколько раз удлиняет срок человеческой жизни.

– Специалисты по гериатрии разработали эту технологию в Старой Империи, хотя я и не могу понять, с какой целью. Эти увальни не могли сделать ничего путного за свою короткую жизнь, и непонятно, зачем им было жить еще много столетий, чтобы достигнуть за это время еще меньшего? За счет новых белков, удаления свободных радикалов и стимуляции репарации клеток они добились существенного продления своей никчемной жизни. Большинство этих людей были убиты во время восстания, когда мы – титаны – консолидировали свою власть.

Агамемнон резко повернул к Вориану свое укрепленное на шарнирах тело.

– В самом начале нашего правления, когда у нас еще были человеческие тела, все мы прошли такой курс биотехнологического лечения, все двадцать титанов, точно так же, как ты, поэтому я хорошо представляю себе, какую боль ты при этом испытал. Нам надо было жить столетия, чтобы обдумать, как управлять исчезающими остатками Старой Империи. Даже после того как мы превратились в кимеков, это лечение помогло предотвратить распад и возрастную дегенерацию наших древних биологических мозгов.

Его механическое тело приблизилось к Вориану.

– Такое искусственное продление жизни – наш маленький секрет, Вориан. Лига Благородных порвала бы себя на части от зависти, если бы знала о его существовании. – Агамемнон издал свистящий звук, почти вздох. – Но берегись, сын мой. Даже такое усиление жизненной энергии не сможет защитить тебя от несчастных случаев или удара убийцы. Это, к несчастью, совсем недавно испытал на себе Барбаросса.

Вор наконец с большим трудом сумел встать на дрожавшие ноги. Он на ощупь отыскал конец водяного шланга, выпил немного воды и почувствовал, как успокаивается его бешеное сердцебиение.

– Удивительные вещи ожидают тебя, сын мой. Твоя жизнь больше не будет свечой, горящей на сильном ветру. У тебя будет время испытать многое, многое и очень важное.

Огромный кимек подошел к станку и, пользуясь сложной сетью искусственных конечностей и зажимов, торчавших из стены, присоединил к нужным разъемам выходы и входы проводов емкости с головным мозгом. Гибкие механические руки подняли емкость и поместили ее на хромированную подставку.

– Теперь только шаг отделяет тебя, Вориан, от исполнения всех твоих предначертаний, – произнес Агамемнон через настенный громкоговоритель, отделенный от его подвижного тела.

Хотя Вориан был все еще слаб и продолжал испытывать боль, он понял, чего отец от него ждет. Он поспешил к чистящим устройствам и дрожащими руками вставил силовые кабели в магнитные гнезда прозрачной камеры с мозгом отца. Казалось, что голубоватая жидкость наполняет мозг живительной энергией.

Стараясь восстановить утраченное чувство внутреннего равновесия и избавиться от вопиющего недоверия к тому, что с ним только что произошло, Вор приступил к выполнению своих обычных обязанностей и принялся чистить и полировать части механического тела своего биологического отца. Молодой человек с безграничной любовью смотрел на сморщенную, покрытую глубокими бороздами и выступающими извилинами ткань мозга, на древний разум, полный глубоких идей и трудных решений, столь ярко выраженных генералом в его обширных мемуарах. Каждый раз, перечитывая их, Вориан надеялся когда-нибудь лучше понять и постичь своего сложного отца.

Он не мог понять, зачем Агамемнон столько времени держит его в темноте и неведении – то ли затем, чтобы зло подшутить над ним, то ли затем, чтобы испытать его решимость. Вор всегда без колебаний примет все, что прикажет ему генерал-кимек, никогда не станет увиливать от его приказов. Теперь, когда все мучения остались позади, он надеялся, что ему удалось с честью выдержать испытание, которому подверг его суровый отец.

Вор продолжал терпеливо приводить в порядок механические части тела Агамемнона, когда тот вдруг спросил его тихо, почти шепотом:

– Ты что-то притих, сын мой. Что ты думаешь о великом даре, который ты только что получил?

Молодой человек мгновение помолчал, не совсем понимая, что он должен ответить. Агамемнон часто проявлял свой импульсивный характер, его иногда было трудно понять, но он редко действовал, не имея в голове далеко идущих планов. Вор мог только надеяться, что когда-нибудь поймет всю картину, весь вытканный отцом узор.

– Я благодарен тебе, отец, – произнес он наконец, – за то, что ты дал мне больше времени, чтобы я выполнил все, что ты от меня ждешь.

Совершенно одинаковые, идентичные девочки-близнецы выглядели спокойно спящими, лежа рядом друг с другом, как ангелочки, в мягкой, уютной постельке. Похожие на змей мозговые сканеры были введены в их мозг через маленькие трепанационные отверстия в своде черепа.

Обездвиженные лекарствами, введенные в наркоз и бесчувственное состояние, дети лежали на лабораторном столе в исследовательском корпусе виллы Эразма. Зеркальное лицо Эразма сложилось в нахмуренную маску, словно значительность выражения лица могла заставить его раскрыть тайну человеческого поведения.