Айзек Азимов - На пути к Основанию [На пути к Академии]

– Повторяю, Хари, – сказал Юго Амариль, – у твоего друга Демерзеля большие неприятности.

Он лишь немного подчеркнул слово «друг», но так, что прозвучало оно с нарочитой неприязнью.

Хари Селдон это заметил, но пропустил мимо ушей. Оторвавшись от экрана трикомпьютера, он ответил:

– А я повторяю, Юго, что это – сущая ерунда. – Немного помолчав, он чуть раздраженно спросил:

– Не понимаю, зачем ты так упорно отнимаешь у меня время и пытаешься убедить в этом?

– Затем, что думаю, как это важно, – отрезал Амариль и решительно уселся с таким видом, что стало ясно: уйдет он не скоро, а лишь тогда, когда выскажет все, что жаждет высказать.

Восемь лет назад он работал термальщиком в секторе Даль, то есть находился на самой низкой – ниже не придумаешь – ступени социальной лестницы. Хари Селдон вытянул его наверх, сделал его математиком, интеллектуалом, более того – он сделал его психоисториком.

Юго никогда ни на минуту не забывал о том, кем он был, кем стал и кому обязан всеми переменами в своей жизни. Это означало, что, если уж он заговорил с Хари Селдоном резко – ради его же пользы, значит, его уже ничто не остановит: ни желание сохранить любовь и уважение старшего товарища, ни забота о собственной карьере. Даже возможностью вести себя резко он тоже был обязан Селдону.

– Так вот, Хари, – сказал Юго, рубанув по воздуху рукой, – я совершенно не понимаю почему, но ты об этом Демерзеле чрезвычайно высокого мнения. Я – нет. И никто из тех, к кому я привык прислушиваться, про него слова доброго не скажет. Так вот, на то, что будет с ним лично, мне наплевать, но я знаю, что тебе это не безразлично, поэтому я просто обязан все рассказать.

Селдон улыбнулся. Он был тронут преданностью и откровенностью своего ученика, но была у этой улыбки и другая причина: Юго не понимал и не мог понять, что опасения его совершенно беспочвенны.

Амариль был дорог Селдону. Мало сказать – дорог. Он был одним из тех четверых, кто встретился Селдону во время его недолгого, полного опасностей и приключений скитания по Трантору. Более близких людей у Селдона не было.

Каждый из них был по-своему уникален и незаменим. Уникальность Юго Амариля состояла в том, что он поразительно быстро усвоил основные идеи психоистории и обладал богатейшим воображением, позволявшим ему постоянно придумывать нечто новое. Селдона успокаивала мысль о том, что, если и стрясется с ним самим что-то непредвиденное до тех пор, когда математическая проработка будет завершена (а дело продвигалось крайне медленно, с колоссальными трудностями), останется хотя бы один человек со светлой головой, который сумеет продолжить исследования.

– Прости, Юго, – сказал Селдон, – я вовсе не хотел тебя обидеть или отмахнуться загодя от того, что ты хочешь мне рассказать. Все дело в работе. Как-никак, а я все-таки декан…

Тут уж Амариль улыбнулся.

– Ты меня тоже прости, Хари, и не следовало бы мне смеяться, но ты так мало смахиваешь на декана.

– Знаю, знаю, но учиться-то надо. Я должен создавать видимость некой безвредной деятельности и уверяю тебя, на свете нет ничего более безвредного, чем должность декана математического факультета в Стрилингском университете. Я могу запросто забить весь день до отказа всякой ерундой, так что никому и в голову не придет задуматься о том, как продвигаются дела с разработкой психоистории, но вся беда в том, что у меня весь день как раз и забит разной чепуховиной и совершенно не остается времени на…

Селдон обвел взглядом свой кабинет, где в памяти компьютеров хранились материалы, доступ к которым был известен только ему и Юго. На тот случай, если бы кто-то задумал сунуть туда нос, материал был закодирован мудреными символами, смысла которых никто, как бы ни силился, понять не сумел бы.

– Может быть, – пожал плечами Амариль, – когда ты получше разберешься в сути своих обязанностей, ты сумеешь их с кем-то разделить, и тогда у тебя будет оставаться больше времени.

– Надеюсь, – вздохнул Селдон. – Ну а теперь, скажи на милость, что такого важного ты хотел сообщить мне о Демерзеле?

– Ничего особенного, кроме того, что этот самый Эдо Демерзель, великий премьер-министр нашего дорогого Императора, в поте лица готовит переворот.

Селдон нахмурился:

– Зачем ему это нужно?

– Я не сказал, что ему это нужно. Просто он этим занят – вот уж не знаю, понимает он сам или нет, – и в этом ему оказывают неоценимую помощь его злейшие политические противники. Мне-то это до лампочки, как ты понимаешь, я бы только порадовался. В идеале было бы просто замечательно вышвырнуть такого премьера к чертям собачьим подальше от дворца, с Трантора… вообще за пределы Империи, если уж на то пошло. Но раз ты к нему почему-то неровно дышишь, я решил предупредить тебя, поскольку у меня большое подозрение, что в последнее время ты не так пристально, как следовало бы, следишь за ходом политических событий.

– Есть дела и поважнее, – негромко проговорил Селдон.

– Типа психоистории. Согласен. Но как мы сумеем разработать психоисторию, как можем надеяться на какой-либо успех, если будем игнорировать политику? Нынешнюю, современную политику, я хочу сказать.

Сейчас – сейчас – как раз то самое время, когда настоящее прямо на наших глазах превращается в будущее. Мы не можем только тем и заниматься, что исследовать прошлое. Что было в прошлом, мы отлично знаем. Полученные результаты нужно проверять в настоящем и ближайшем будущем.

– У меня такое ощущение, – проворчал Селдон, – что эти доводы я уже слышал.

– И еще не раз услышишь. Потому что подобное доказывать тебе – никакого проку.