Марина Наумова - Наверху

«Если бы веревка намокла — тогда это сделать было бы легче», — пришла она к выводу после долгих раздумий. Впрочем, вывод был пока чисто теоретическим: отверстия водостока не позволяли воде собираться в лужицы, а перевернуться на спину и подставить нужную веревку под капли и вовсе не представлялось возможным, и убедиться в этом Шеди пришлось в первые же минуты пребывания на взлетной площадке.

«Если бы я могла хоть до кого-то „докричаться“… — Шеди мысленно перебирала всех своих наиболее чувствительных знакомых. Если бы Скейлси не была похищена! Если бы Рипли умела слышать! Если бы где-то неподалеку находилась Сэд… или какая-нибудь другая Сестра… да вообще кто угодно — лишь бы услышали, лишь бы избавили от этих веревок, все сильнее врезающихся в тело!» Шеди застонала, потом негромко зашипела, надеясь хоть так привлечь к себе внимание. Тотчас возник и чужой взгляд — но, увы, ей не составило труда убедиться, что он принадлежит отнюдь не другу. Да, Медный позаботился, чтобы сюда не проник случайный прохожий.

«Рипли! Скейлси! Сэд! Хоть кто-нибудь! Помогите! Не дайте мне пропасть!!!» — напрасно посылала она мысленные призывы.

Или не напрасно?

Неожиданно Шеди ощутила взгляд — уже совсем другой, оценивающий… он шел сверху. Присмотревшись, она сумела различить глаза.

Шеди оцепенела от ужаса: на нее смотрел зверь.

Вскоре его морда — клыкастая, покрытая желто-черными разводами, — возникла над краем люка; мягко спружинили кошачьи лапы.

— Нет! — закричала Шеди, но веревка, накинутая на нижнюю челюсть, превратила крик в неразборчивое мычание.

— Готово, — сказал кто-то за спиной, и Шеди осталась наедине с чудовищем.

Одинокий подошел ближе и принялся обнюхивать свою будущую жертву, которая почему-то только слабо дергалась и издавала испуганные беспорядочные звуки.

«Не надо, зверь… Пощади… я не хочу умирать!» «Больное оно, что ли?» — спрашивал звериный подергивающийся нос. Нет, запах существа не нес в себе ничего подозрительного…

— Нет!!! — на этот раз что-то похожее на крик все же вырвалось из ее скованного рта.

В следующую секунду острые клыки вцепились в ногу — осторожно, чтобы не задеть едкие молочники. Треснула кожа, лоскутком повисая изо рта Одинокого. Крик боли вырвался у отчаявшейся Шеди.

«Остановите же его! Остановите!!! Спасите меня!!!» Боль превратила мысли в хаос…

Проглотив несколько еще теплых кусков мяса, Одинокий убедился, что оно и впрямь не содержит в себе ничего лишнего, представляющего для него угрозу. Существо продолжало дергаться и звучать — для удобства этому следовало положить конец…

Измазанная морда оторвалась от ноги, тут же судорожно задергавшейся на месте, — и Шеди ощутила вдруг, что путы начинают слабеть: какой-то отрезок веревки попал под клык. Пересилив боль, она подтянула искалеченную ногу к здоровой, зацепила когтем второй узел — и он начал поддаваться. В глазах потемнело от растущей слабости…

«Еще немножко — и встану…» — повторяла она, сосредоточиваясь на начавшей развязываться петле. Лишь она существовала теперь для нее — не Одинокий, не боль, не что-то другое…

«Еще капельку… еще чуть-чуть…»…Когда клыки вошли в горло, разрывая артерии и трахею, Шеди так и не поняла, что с ней произошло, — просто возникла Тьма…

— Рипли… ты ведь Рипли? — неожиданно затормозил карлик. — Да? Я, конечно, не женщина, чтобы утверждать такое наверняка, — но, по-моему, тебя кто-то зовет. Рядом, наверху… Кажется, зовущему больно или страшно… или и то, и другое сразу.

— Ни слова больше! Где?! — воскликнула Рипли.

— Сейчас… Наверху… Кажется, я знаю.

— Бежим!

Рипли побежала, не дожидаясь, когда Все Равно показажет ей дорогу: теперь уже и ей чудилось, что она знает, откуда ее зовет Шеди.

«Шеди? Почему — Шеди?..» — она летела по неудобным, не рассчитанным на человеческое сложение ступенькам, игнорируя их; Все Равно несся рядом, по стене.

— Там… — кричал он на бегу. — Скорее!

Рипли не надо было подгонять — уже не первый раз она бежала, задействуя все свои скрытые резервы, — похоже, такой бег уже начал входить у нее в привычку.

— Сюда! — карлик подпрыгнул, прицепился к потолку и остановился, сообразив, что кратчайший путь его спутнице недоступен.

— Беги сам! — запыхавшись, прокричала Рипли. — Быстрее!

Все Равно бросил вниз оценивающий взгляд: нет, у него точно не хватило бы сил поднять Рипли и бежать с ней — и припустил по потолку.

Беззвучный крик дошел до своего апогея и начал смолкать — Все Равно чуть не потерял его, и лишь память могла теперь помочь не ошибиться в направлении.

«Наверх… направо…. прямо… спрятаться!» — словно командовал ему кто-то. На мгновение карлик припал к потолку, прячась в тень погасшего светильника, — навстречу ему ковылял Простой, — а затем продолжил свой путь. Держать направление становилось все труднее: и без того слабый сигнал, плеснув на прощание какой-то невыносимо болезненной тоской, угас совсем.

На счастье карлика, впереди больше не оставалось развилок, и дверь, ведущая на посадочную площадку, явно была венцом пути к тому месту, где мог скрываться звавший на помощь.

Одинокий облизнул пасть и насторожился: кто-то приближался к нему и к его добыче. Некоторое время он раздумывал, стоит ли принимать бой, раз желудок его уже успел отяжелеть. Да и добыча на этот раз попалась крупная — ее хватило бы на несколько дней…

Заурчав, он ухватил мертвое тело за шею, потянул на себя и чуть не опрокинулся на спину: голова трупа оторвалась. Выпустив голову из пасти (от нее, вдобавок ко всему, пахло несъедобным металлом, что отнюдь не возбуждало аппетит), Одинокий ухватил тело за лапу и одним прыжком оказался наверху…

Щупальце прикоснулось к кнопке, открывающей люк, и тут же отдернулось назад: Все Равно узнал звериный запах — терпкий, страшный… Пусть Одинокий Священника не тронул его, пусть, наоборот, постарался прийти на помощь в трудный момент — этого еще недостаточно, чтобы сам он, Все Равно, рискнул вылезти: уж слишком часто в Диком лесу ему приходилось наблюдать жестокие сцены, когда такой зверь разрывал его знакомых на части, а порой и начинал жрать их тела прямо у него на глазах.

«Уж не потому ли смолк крик?» — догадался он, отступая от двери; сознание собственной незащищенности охватило его с невероятной силой. Что мог он против полосатого чудовища, — он, оголенный карлик, слабак, недоделка природы? Или, наоборот, он должен был броситься в бой еще смелее, чем это сделал бы любой полноценный его соплеменник, — чтобы доказать, что не это определяет личность?

Все Равно бросился на дверь, как на врага, кнопка запала глубоко внутрь, грозя не вылезти обратно, и створки распахнулись. В морду карлика пахнуло звериным запахом и холодом из открытого люка.