Йон Колфер - Автостопом по Галактике. А вот еще…

Если бы много лет назад перед юным Фордом Префектом положили чистый лист бумаги и предложили написать один-единственный абзац с перечислением самых сокровенных желаний на будущее, единственным словом, которое он смог бы подобрать из своего словарного запаса, стало бы «возможно». Вероятно, так.

Курорты Хэй-Виляя отличала столь непристойная роскошь, что, как говорится, самец-брекинданин мать бы родную продал за одну только ночь в печально известном виброномере отеля «Замок из песка». На самом деле это не настолько отвратительно, как звучит, поскольку родители служат на Брекинде законным платежным средством, и на хорошо увлажненного септюгенарианца со здоровыми зубами можно купить мотовоз на семью среднего размера.

Возможно, Форд не стал бы продавать кого-либо из своих родителей ради развлечений «Замка из песка»; впрочем, у него имелся двуглавый двоюродный брат, от которого в случае его продажи была бы хоть какая-то польза семье.

Каждый вечер… точнее, каждое утро Форд поднимался по кишке-подъемнику к себе в пентхаус, с трудом ворочая языком, приказывал двери открыться, бросал взгляд на свое отражение в зеркале – опухшая физиономия с налитыми кровью глазами – и падал лицом вниз в ванну.

По-последний вечер, обещал он себе каждый раз. Есть ведь предел, после которого мое тело взбунтуется и развалится на части, да?

Как бы выглядел его некролог в «Путеводителе»? Как-нибудь очень лаконично наверняка. Всего два слова. Или три? Возможно, те самые три слова, которые остались там от его описания Земли.

В основном безвредна.

Земля… Уж не случилось ли на ней чего-то такого, нехорошего, о чем стоило бы подумать? И вообще, почему одни вещи вспоминаются ему без труда, а другие – не яснее туманного утра на вечно окутанных туманами Туманных Равнинах Смогологии?

Впрочем, все это относилось преимущественно к той полной слез и соплей стадии, когда третья порция «Пангалактического грызлодера» вышибала из насквозь пропитанных алкоголем мозгов Форда последнюю каплю сознания, и тот, икнув, издавал боевой вопль дебютанта на родео и с почти идеальной точностью рушился головой в писсуар.

И все же каждое утро, выныривая из ванны у себя в номере (если ему повезло до него добраться, конечно), Форд обнаруживал себя волшебным образом воскрешенным. Никакого бодуна, никакого огненного выхлопа, даже ни одного лопнувшего сосуда в белках глаз – никаких свидетельств давешних эксцессов.

– Ты крутой оболтус, Форд Префект, – неизменно говорил он себе. – Да, именно так – крутой!

Что-то здесь скользкое происходит, изредка просыпалось и било тревогу его подсознание.

Скользкое? Как рыба?

Всего хорошего и спасибо за…

Что-то там про дельфинов? Ну, если честно, они, конечно, не рыбы, но у них с теми общая… среда обитания, да.

Думай, болван! Думай! Тебе полагалось уже сто раз сдохнуть. Ты выжрал столько отравы, что ее хватило бы на то, чтобы замариновать не только тебя, но и на несколько твоих альтернативных воплощений. Как получается, что ты до сих пор жив?

– И не просто жив, а все по кайфу, – отвечал подсознанию Форд, а иногда и подмигивал при этом своему отражению в зеркале. Очень уж его восхищало то, какой ослепительно яркой сделалась его рыжая шевелюра, как рельефно обозначились скулы. И еще – у него, похоже, вытянулся подбородок. Хороший такой, точеный.

– Это место идет мне на пользу, – сообщал он своему отражению. – Все эти маски из фото-пиявок и лемминговые ванны замечательно укрепляют организм. Пожалуй, это просто мой долг по отношению к моему телу – задержаться здесь еще ненадолго.

Что он и делал.

В последний день Форд оплатил своей волшебной кредиткой подводный массаж. Массажистом работал дамогранианский головоногий моллюск пом-пом с одиннадцатью щупальцами и тысячей миниатюрных присосок, которые разминали Форду спину, очищая при этом поры. Моллюски пом-пом высоко ценятся в банно-массажной индустрии, однако их обычно переманивают из нее в музыкальный бизнес – высокими гонорарами, богатыми планктоном водами и возможностью массировать ищущих звезд импресарио, – а значит, и возможностью записаться в звезды самому.

– А ты, дружище, случайно, не ищешь звезд? – поинтересовался моллюск, хотя особой надежды в его голосе не ощущалось.

– Не, – отозвался Форд, выпустив из плексигласовой маски струйку пузырьков; лицо его в свечении фосфоресцирующих камней приобрело оранжевый оттенок. – Зато у меня была как-то пара синих замшевых туфель, а это что-нибудь да значит. У меня такие до сих пор… вторая пара, скорее лиловая – не иначе, липовая подделка.

Разговаривая, моллюск то и дело отвлекался на проплывавшие мимо облачка планктона, из-за чего беседа носила несколько дерганый характер.

– Не знаю, верно ли…

– Что?

– Я недоговорил.

– Ты просто оборвал разговор.

– Там был глинт. Я подумал, может, уже ленч.

– Ты ешь глинтов?

– Нет. Настоящих глинтов не ем.

– Это хорошо. Ведь глинты – это маленькие глунты, а они ядовиты.

– Я знаю. Я говорил только, что…

– Что, снова глинты?

– Совершенно верно. Так ты уверен, что не импресарио? И не агент?

– Угу.

– Ох, заарктурь твою медь, – выругался моллюск (немного непрофессионально для сотрудника такого дорогого учреждения, не правда ли?). – Два года корячусь здесь как проклятый. Мне обещали, что здесь импресарио и агентов что твоих присосок. Так ведь ни одного. Ни одного, мать его. А я-то ускоренно обучался игре на казу…

Мимо такого Форд пройти никак не мог.

– Ускоренные курсы казу? Как их можно ускорить?

Моллюск казался оскорбленным.

– Еще как можно, если играть разом на тысяче. Я играл в квартете. Представляешь?

Форд не стал спорить. Он блаженно закрыл глаза, наслаждаясь хлюпаньем присосок по спине и пытаясь представить себе четыре тысячи казу, играющих в безупречной подводной гармонии.

Чуть позже моллюск обвил Форда полудюжиной щупалец и осторожно перевернул на спину. Форд приоткрыл один глаз, чтобы прочесть надпись на бэджике у моллюска.

Меня зовут Барзу, гласила надпись. Пользуйся мной по своему усмотрению.

И ниже, совсем мелким шрифтом:

У меня аллергия на резину.

– Ладно, Барзу. А что ты исполнял?

– В основном старое. Кавер-версии. Слышал когда-нибудь о Хотблэке Дезиато?

«А ведь я слышал это имя», – сообразил Форд, но никак не мог вспомнить, где именно. Все вообще делалось с каждым днем все туманнее.

– Хотблэк Дезиато. Разве он не умер уже?

Барзу склонил голову набок, обдумывая это, и приоткрыл клюв, не обращая внимания на проплывавшие мимо сгустки планктона.

– Эй, не можешь вспомнить – не переживай. У меня здесь тоже проблемы с памятью. С мелочами вроде того, как давно я здесь, или в чем смысл моей жизни, или на какую ногу надевать туфли. Ну, типа того.