Аластер Рейнольдс - Алмазные псы

С момента моего воскрешения прошло шесть дней, расстояние до поверхности объекта сократилось вдвое. Еще трое суток потребуется, чтобы добраться до корабля сочленителей, и к этому моменту у нас останется меньше трех дней на то, чтобы как-то применить найденные там средства. Теперь уже даже не каждые сутки, а каждый час приближал нас к критической точке.

Перед отлетом я решила повидаться с Магадиз.

– Я рассказала вам о моих планах на случай, если вы можете сообщить нам что-нибудь полезное. Мы обнаружили ваш корабль, который вы, очевидно, так стремились отыскать. Вы постоянно что-то замышляли у нас за спиной, несмотря на все свои заверения. Надеюсь, вы получили два-три секрета от этого объекта, потому что вам теперь понадобится любая помощь, какую вы только сможете найти.

– Война всегда была лишь вопросом времени, капитан Бернсдоттир.

– Думаете, сможете победить?

– Думаю, мы добьемся своего. Но конечный результат меня не волнует.

– Это ваш последний шанс что-то изменить. Я взяла бы вас с собой, если бы твердо знала, что могу вам доверять, что вы не обратите системы корабля против меня просто ради мести. Но если у вас есть что сказать, чтобы увеличить наши шансы…

– Да, – ответила она, дав мне искру надежды, и тут же погасила ее. – У меня есть что сказать. Убейте себя прямо сейчас, пока есть возможность сделать это безболезненно. Вы еще будете благодарны мне за этот совет.

Я вышла из клетки и обнаружила, что доктор Грелле с выражением застарелого недовольства на лице, сложив руки на груди, наблюдал за нашей короткой беседой с безопасного расстояния.

– Я так понимаю, разговор не дал результата?

– Вы ожидали чего-то большего?

– Я не претендую на роль морального компаса корабля, капитан Бернсдоттир. Если считаете, что избиение пленников послужит нашим целям, это ваше дело.

– Я не избивала ее. Эти синяки и кровоподтеки уже были на ней, когда она попала сюда.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Значит, вы ее и пальцем не тронули, ни разу?

Я уже собиралась опровергнуть обвинение, но одумалась, не успев запятнать свою честь откровенной ложью. Вместо ответа я заглянула ему в глаза, требуя скорее понимания, чем прощения.

– Это был хорошо подготовленный кровавый мятеж, доктор. Они пытались всех нас убить. И преуспели бы в этом, если бы я и мои офицеры не приняли крайних мер.

– Ну, раз так, хорошо, что у вас при себе оказались инструменты, необходимые для подавления мятежа.

– Я вас не понимаю.

Он кивнул на офицера, все еще державшего Магадиз под прицелом эксимерной винтовки. Это тяжелое двуручное оружие больше подходило для поля боя, чем для поддержания порядка на корабле.

– Я не ахти какой знаток истории, капитан. Но нашел время, чтобы изучить в общих чертах случившееся на Марсе. Невил Клавэйн, Сандра Вой, Галиана, Великая Марсианская Стена и орбитальная блокада первого Гнезда…

– Это имеет какое-то отношение к делу, доктор Грелле? – резко спросила я.

– Да как вам сказать? Насколько я помню из уроков истории, Коалиция за невральную чистоту столкнулась с большими трудностями, когда пыталась захватить в плен кого-то из сочленителей. Они способны почти любое оружие обратить против его владельца. Удержать их в живых так долго, чтобы успеть провести допрос – еще сложнее. Они легко могут покончить с собой. И одну вещь вы просто обязаны усвоить крепко-накрепко: никогда не направляйте на пленного сочленителя высокотехнологичное оружие.

Второй раз за девять дней я выныривала в грубо смятое сознание сквозь толщу сумбура и неприятных ощущений. На этот раз не из криосна и не из менее глубокой формы усыпления. Я сидела в одиночестве, втиснутая в противоперегрузочное кресло, перекрещенные ремни безопасности давили на грудь. Я шевельнула онемевшей рукой и расстегнула пряжку. Воздушная подушка под спиной осела. Теперь я находилась в невесомости, но по-прежнему не могла двигаться. Смотровая капсула с трудом вмещала человека в скафандре.

Однако я была жива, а это уже кое-что. Значит, мой организм выдержал старт с «Равноденствия». Хронометр сообщил, что я проспала шестьдесят шесть часов, а радар ближнего диапазона, к моему большому облегчению, показал, что капсула Струмы летит рядом с моей. Капсулы запускались поочередно. Но сейчас самое время собраться вместе, не слишком активно расходуя запасы топлива.

– Струма? – сказала я в микрофон.

– Я здесь, капитан. Как вы себя чувствуете?

– Думаю, примерно так же паршиво, как ты. Но главное, что мы целы, и я готова выслушать любую хорошую новость, какая только найдется. Я реалистка, Струма, и немногого ожидаю от этой затеи. Но не могла же я просто сидеть сложа руки и надеяться на лучшее.

– Я понимал, что это опасно, – ответил он. – И я согласен с вами, мы должны были рискнуть.

Наши капсулы поддерживали связь с «Равноденствием». Там были рады услышать нас. Несколько минут мы переговаривалась, заверяя, что с нами все в порядке и капсулы нацелены строго на корабль сочленителей. Он был невероятно темным, великолепно приспособленным для маскировки, но все равно не имел ни малейшего шанса остаться невидимым на фоне абсолютной черноты объекта.

Я едва решилась спросить, как продвигается ремонт. Однако новости оказались обнадеживающими. План Струмы перенаправить ресурсы сработал как нельзя лучше, и все показатели говорили о том, что в ближайшие тринадцать часов мы восстановим частичное управление кораблем. Все висело на волоске: «Равноденствию» оставалось лишь три дня полета до поверхности объекта и только один день до той дистанции, где показания скафандра начали отклоняться от нормальных характеристик пространства-времени. Но мы сделали все, что могли, и получили слабую надежду вместо прежней обреченности.

Мы со Струмой еще раз проверили все системы наших капсул, а затем начали тратить топливо на торможение перед встречей с кораблем. К тому времени мы уже могли видеть друг друга, разделенные двумя-тремя километрами, но легко различимые на фоне звезд за счет выбрасываемой вперед струи плазмы.

Мы прошли отметку в десять тысяч километров без всяких происшествий. Я чувствовала себя разбитой и вялой, у меня пересохло во рту, но этого и следовало ожидать после запуска с таким ускорением и принудительного сна. В остальном все было в порядке, если не считать вполне объяснимых дурных предчувствий, которые любой испытывал бы на моем месте. Все приборы капсулы работали исправно, показания датчиков и индикаторов оставались вполне разумными.

В девяти тысячах километров я почувствовала изменения.

Началось с мелочей. Мне пришлось щуриться, чтобы разглядеть данные на дисплее, словно я смотрела на него под водой. В первый момент я приписала это усталости. Затем связь с «Равноденствием» сделалась неустойчивой, то и дело пропадая и прерываясь помехами.