Филип Фармер - Отец

– Хватит! Мы не собираемся возвращаться на Вайлденвули. Только не думай, что я боюсь твоего отца, так как я вообще никого не боюсь. Конечно, он не станет выдвигать против нас обвинение. Он может позволить себе быть благородным. Сообщество накажет нас и без него. Ты что, настолько тупа, что не помнишь, что гласит закон? Напомню. Министерство Здоровья должно задерживать всех, кто подозревается в нездоровых привычках. Твой отец наверняка уже сообщил на Иггдрасиль.

Нас схватят, как только мы сойдем с корабля. Затем отправят в лечебницу. Нас даже не отправят в одно и то же заведение. Они никогда не посылают «партнеров по недугу» на один и тот же курорт. И откуда мне знать, не потеряю ли я тебя навсегда? Эти оздоровительные учреждения воистину меняют людей, меняют их взгляды. Ты можешь разлюбить меня. Они этому только порадуются, скажут, что излечилась, раз готова меня бросить.

Кейт посмотрела на него своими большими голубыми глазами: – Пит, такого никогда не случится. Не говори так. Папа не станет сообщать о нас. Зная, что в таком случае меня надолго увезут, он не смирится с этим. Он не сообщит правительству, он пошлет за нами своих людей.

– Да? А как насчет телеграммы, пришедшей на «Чайку» перед самым отлетом?

– Папа не упомянул о деньгах. Нас арестуют лишь за сожительство до совершеннолетия.

– Ну ясное дело. А потом его головорезы изобьют меня и бросят в твогиевых лесах. Как тебе такая перспектива? Глаза Кейт были полны слез.

– Пожалуйста, Пит, не надо. Ты знаешь, что я люблю тебя больше всех на свете.

– Что же, может, так, а может, и нет. Но ты забыла про этого священника. Он знает о деньгах, и его долг – заложить нас.

– Может, я и священник, – вмешался Кэрмоди, – но это еще не делает меня бесчеловечным. Мне бы и в голову не пришло закладывать вас. Да, я слишком любопытен, но я не злобный склочник. Я очень хочу помочь вам выбраться из этой передряги, и даже готов подавить желание врезать тебе по носу за то, как ты разговариваешь с Кейт. Но дело не в этом. Важно то, что я не обязан ни о чем сообщать властям, хотя я узнал о краже денег не из исповеди.

Но я надеюсь, что ты последуешь совету Кейт и вернешься с ней к ее отцу, признаешься во всем и попытаешься уговорить его. Может, он и согласится на вашу свадьбу, если ты пообещаешь ему подождать, пока сможешь содержать Кейт. И докажешь, что твоя любовь к Кейт заключается не только в животном влечении. Войди в его положение. Он заинтересован в счастье Кейт не меньше, чем ты. И даже больше, ибо он знает ее гораздо дольше и гораздо сильнее любит ее.

– Идите к черту! И вы, и твой отец, и ты! – заорал Пит. Он побрел прочь и уселся под деревом в двадцати ярдах от них. Кейт тихонько плакала. Кэрмоди передал ей носовой платок со словами: – Немного грязный, зато пропитанный моей святостью.

Он улыбнулся своей шутке с такой детской радостью и одновременно насмешкой над собой, что Кейт не могла сдержать улыбки. Вытирая слезы одной рукой, другую она протянула священнику.

– Ты мила и терпелива, Кейт, и очень сильно влюблена в человека, обладающего, боюсь, вспыльчивым и жестоким характером. А теперь скажи мне, разве у твоего отца не такой же нрав? Не затем ли ты сбежала с Питом, чтобы убраться от требовательного, ревнивого, вспыльчивого отца?

Не находишь ли ты, что Пит весьма похож на него? Не попала ли ты из огня да в полымя?

– Вы весьма проницательны. Но ведь я люблю Пита.

– Тем не менее тебе следует вернуться домой. Пит, если он действительно тебя любит, последует за тобой и попытается вступить в честный и открытый диалог с твоим отцом. Кроме того, ты должна признать, что вы поступили дурно, взяв деньги.

– Да, – проговорила она, снова начиная всхлипывать, – это было неправильно. Я не хочу быть малодушной и перекладывать вину на Пита, так как я все-таки согласилась взять деньги, хотя это и была его идея. Я сделала это в минуту слабости. И с тех пор этот проступок не дает мне покоя. Даже когда мы с ним были в каюте и я, казалось бы, должна была быть вне себя от счастья, мысль о деньгах терзала меня.

Мастерс вскочил и направился к ним, размахивая энергопилой. Это был довольно устрашающий инструмент с широким тонким лезвием, торчащим из рукояти наподобие лопасти вентилятора. Пит сжимал пилу как пистолет, держа палец на выключателе.

– Убери от нее свои лапы! – проревел он.

Кейт отняла руку от ладоней Кэрмоди и с вызовом ответила юноше: – Он не причиняет мне боли. Он дарит мне тепло и понимание, стараясь помочь.

– Знаю я этих старых святош. Он только и ищет шанса, чтобы ущипнуть и полапать тебя…

– Старых? – взорвался Кэрмоди. – Послушай, Мастерс, мне только сорок… – Он рассмеялся. – Хочешь разозлить меня, так? – Он опять повернулся к Кейт. – Если нам удастся выбраться с Прорвы, возвращайся к отцу. Я на время останусь в Брейкнеке. Ты можешь приходить ко мне, когда захочешь, и я постараюсь помочь тебе, чем только смогу. И хотя я предвижу несколько мучительных для тебя лет, когда ты окажешься меж двух огней – Питом и отцом, – тебя нелегко сломать.

Его глаза сверкнули, и он добавил: – Даже если ты выглядишь очень хрупкой, очень красивой и подходящей для того, чтобы ущипнуть и полапать.

В этот момент на маленькую поляну выбежала олениха. Она была ржаво-рыжего цвета с маленькими белыми пятнышками, в черных глазах ее не было страха. Танцуя, она приблизилась к Кейт и доверчиво ткнулась в нее носом. По всей видимости, она чувствовала, что Кейт – единственная среди присутствующих женщина.

– Очевидно, это одно из тех неприспособленных к жизни животных, убиваемых хищниками, – заметил Кэрмоди. – Иди сюда, моя красавица. Очень рад, что захватил с собой сахар как раз для такого случая. Как мне называть тебя? Алиса? В этой компании все сумасшедшие, хотя у нас нет чая.

Кейт радостно вскрикнула и погладила самку по влажному черному носу. Та лизнула ей руку. Пит с отвращением фыркнул: – Ты еще поцелуйся с ней.

– А почему бы и нет? – Она наклонила голову к морде животного.

Лицо Пита стало еще краснее. Сморщившись, он поднес пилу к шее самки и нажал на выключатель.

Животное упало, увлекая за собой Кейт, не успевшую убрать руки с ее шеи. Кровь хлынула на пилу, на Пита, на руки Кейт. Лезвие пилы, испускающее ультразвуковые волны, способные разрушить гранит, вошло в тело животного, как нож в масло.

Мастерс окаменел; лицо его стало мертвенно-бледным.

– Я только коснулся ее. Я совсем не хотел нажимать на выключатель. Я, должно быть, перерезал ей яремную вену. Кровь, везде кровь…

Кэрмоди тоже побледнел, голос его дрожал: – К счастью, олениха недолго будет мертва. Но я надеюсь, что ты надолго запомнишь эту кровь, и пусть она появляется перед твоими глазами каждый раз, когда ты почувствуешь ярость. Ты ведь понимаешь, что на месте животного легко мог оказаться человек.