Джек Вэнс - Хроники Кадуола: Станция Араминта

«Я не намерен позволять себе никаких вульгарностей, – с достоинством откликнулся Глоуэн. – Невоспитанность не сообразуется с моими представлениями о праздновании дня рождения».

«Правильно! Рекомендую ничего не говорить, если к тебе не будут обращаться непосредственно, а если общение неизбежно, ограничиваться банальностями. Этого достаточно, чтобы через несколько минут тебя сочли блестящим собеседником».

«Скорее всего, меня сочтут неотесанным тупицей, – проворчал Глоуэн. – Тем не менее, постараюсь держать язык за зубами».

И снова на лице Шарда появилась кривая недобрая усмешка: «Пошли! Пора в трапезную».

Они спустились по лестнице на первый этаж, пересекли вестибюль и направились в главную галерею: две подтянутые фигуры, напоминавшие одна другую нарочито сдержанными движениями и манерами, за которыми угадывались врожденная ловкость и тщательно контролируемый избыток энергии. Шард был на голову выше сына; его жесткие волосы уже слегка поседели, а кожа, потемневшая от ветра и солнца, приобрела оттенок мореного дуба. Лицо и волосы Глоуэна были светлее, а в груди и в плечах он был поуже отца. У Шарда выработалась привычка язвительно поджимать губы. На лице Глоуэна, опускавшего уголки рта, когда удавалось забыть о заботах, появлялось мечтательное, рассеянное выражение. Девушки нередко заглядывались на Глоуэна – его печально-насмешливая физиономия, намекавшая на безудержный полет фантазии, вызывала у них странные безотчетные ощущения, похожие на приятный испуг.

Отец и сын приблизились к трапезной. Остановившись под входной аркой, они обвели глазами ярко освещенный зал. Почти все проживавшие в пансионе Клаттоки уже расселись вокруг длинного стола на стульях с высокими жесткими спинками. Они сплетничали и смеялись, часто прихлебывая «Баньольд» – легкое шипучее вино из погреба клана Лаверти. Не меньшей популярностью пользовалась более крепкая и сладкая «Розовая индессенция» – произведение ферментологов из клана Вуков. Вдоль стен, у столешниц с бутылками и салфетками, выстроились лакеи-йипы с напудренными до белизны лицами, в роскошных серых с оранжевым ливреях клана Клаттоков и париках из расчесанного серебристого шелка.

Шард указал на противоположный конец стола: «Тебе полагается сидеть справа от сестры твоей бабки, Клотильды. Я сяду справа от тебя. Иди вперед».

Глоуэн одернул сюртук, расправил плечи и вступил в трапезную. Присутствующие притихли – легкомысленные замечания повисли в воздухе, смешки и хихиканье растворились в молчании. Все головы повернулись, чтобы посмотреть на прибывших.

Глядя прямо вперед, Глоуэн промаршировал вокруг стола; за ним следовал Шард. Два лакея отодвинули стулья и снова придвинули их, когда Шард и Глоуэн приготовились сесть. Шумная компания вернулась к прерванным разговорам – все стало, как прежде, Глоуэна игнорировали. Пренебрежение клана показалось ему почти оскорбительным. В конце концов, сегодняшний ужин посвящен празднованию его дня рождения! Глоуэн обвел родственников высокомерным взглядом, но его никто не замечал. «Надо полагать, громкая непристойность или вопиющее пренебрежение правилами привлекли бы их внимание!» – подумал он.

Глоуэн решил не поддаваться соблазну: зачем подвергать себя и отца лишним насмешкам? Кругом сидели его дядья, тетки, двоюродные и троюродные братья и сестры. Присутствовал даже старик, приходившийся ему прапрадедом. Все оделись изысканно и модно, всем общая трапеза доставляла явное удовольствие. На дамах были длинные платья из роскошных тканей, расшитых орнаментами из плетеных перьев, многие сверкали драгоценностями – александритами, изумрудами, рубинами и гранатами, топазами и пурпурными турмалинами из месторождений Дьюкаса, 9 9 Консерватор смотрел сквозь пальцы на почти поголовную страсть обитателей Кадуола к собиранию драгоценных камней – в той мере, в какой никто не пытался заниматься промышленными горными разработками. сфанктонитами с погасших звезд и даже кристаллами Мэйдхауза, встречавшимися в единственном месте на единственной планете Ойкумены.

Клаттоки мужского пола рядились в парадные сюртуки и брюки в обтяжку, причем эти предметы одежды, как правило, контрастировали расцветкой; чаще всего попадались сюртуки цвета дубленой кожи и синие брюки, хотя некоторые предпочитали каштановый сюртук и брюки цвета темной хвои или черный сюртук и брюки темно-горчичного оттенка. Молодые щеголи считали обязанностью красоваться модными белоснежными кроссовками, а самые дерзкие нацепляли на левую половину шевелюры серебряную сетку, из которой торчали диковатые серебряные шипы. В числе последних был Арлес, сидевший рядом с матерью – его и Глоуэна разделяли шесть человек.

Бесспорно, Спанчетта излучала напористую, жгучую жизненную силу. Одним из наиболее достопримечательных ее атрибутов была поразительная, едва сдерживаемая булавками копна черных, как вороново крыло, кудрей, клонившаяся и грозившая рассыпаться всякий раз, когда она поворачивала голову. Близко посаженные черные глаза подчеркивали мраморную белизну ее чела и щек. Сегодня на ней было малиновое вечернее платье с глубоким декольте, демонстрировавшим мощную шею и немалую долю того, что выпирало ниже. Спанчетта бросила на Глоуэна единственный взгляд, оценивший мельчайшие детали его наружности, после чего, пренебрежительно хмыкнув, отвернулась и больше не удостаивала его своим вниманием.

Бок о бок со Спанчеттой сидел Миллис, ее послушный и безучастный супруг, отличавшийся главным образом понуро висящими пепельно-соломенными усами. Миллис сосредоточился на решении знакомой трудной задачи: поглотить как можно больше вина, не замочив при этом усы.

Фратано стоял поодаль у особого «почетного» стола, отведенного вышедшим на пенсию Клаттокам, и поддерживал вежливый разговор со своим отцом Дамианом, давно оставившим пост домоправителя – патриарху клана уже перевалило за девяносто. Дамиан и Фратано удивительно походили друг на друга – долговязые, бледные, с высокими лбами, длинными носами, лошадиными зубами и вытянутой нижней челюстью.

За столами почти не осталось свободных мест. В наличии не было только Гарстена и Джалулии, родителей Шарда. Лакеи налили Шарду и Глоуэну по два бокала – «Зеленого зокеля» и «Рамбодии» с виноградников Клаттоков, получивших призы прошлогодней Парильи. Глоуэн тут же осушил бокал «Зокеля», чем вызвал некоторое замешательство и беспокойство Шарда: «Поосторожнее с вином! Еще пара бокалов, и ты уткнешься носом в миску с супом, пуская пузыри!»

«Ничего, я потихоньку». Глоуэн ерзал на стуле, то и дело поправляя новый сюртук, казавшийся тесным и жестким. Новые брюки плотно облегали не только икры, но и все, что находилось выше, вызывая в высшей степени неприятные ощущения. «Что поделаешь! – говорил себе Глоуэн, – Такова цена, которую приходится платить тем, кто хочет модно одеваться и производить впечатление». Он попытался сидеть неподвижно, положив руки на колени. Арлес глядел на него, лукаво наклонив голову, и презрительно ухмылялся. Пусть Фратано объявит, что показатель именинника равен пятидесяти! Глоуэн поклялся себе, что не проявит никаких эмоций, даже глазом не моргнет.