Джек Вэнс - Хроники Кадуола: Станция Араминта

«Не знаю… – хрипло произнес Глоуэн. – То ли Арлес внушил мне эти мысли, то ли они сами приходят в голову. Так или иначе, с ними трудно справиться».

Сесили печально усмехнулась: «Не слишком лестное замечание. Можно подумать, что ты обвиняешь Арлеса в том, что я тебя соблазняю».

«Нет, нет! – торопливо возразил Глоуэн. – Я ничего такого не имел в виду. Просто…»

«Тсс! – приложила палец к губам Сесили. – Не нужно ничего объяснять. Объяснения только мешают. Вместо этого подумай».

«О чем?»

«Ну… например, об Арлесе».

Глоуэн недоумевал: «Пожалуйста, если тебе так хочется. Как долго я должен думать об Арлесе?»

«Одну секунду. Достаточно для того, чтобы понять, что у меня тоже есть чувства – несмотря на то, что Арлес мне никаких мыслей не внушал, – она отступила на шаг. – Нет, мне не следовало так говорить. Мама может заглянуть в любой момент… Так и есть – слышишь? Уже идет. Займись крылышками!»

Приближались быстрые решительные шаги. Дверь распахнулась, и в комнату действительно зашла Фелиция Ведер – миловидная, еще не пожилая женщина значительно крупнее Сесили, отличавшаяся от дочери некой врожденной безапелляционностью, внушавшей уверенность в том, что в любых поступках она руководствовалась неопровержимыми аксиомами, не подлежавшими обсуждению.

На какой-то момент Фелиция задержалась, чтобы оценить взаимное расположение Глоуэна и Сесили. Она заметила напряженность позы Глоуэна, порозовевшее лицо Сесили, ее слегка растрепанные локоны. Приблизившись к столу, Фелиция Ведер обратила внимание на разноцветные крылья бабочек: «Какие красивые! У тебя будет чудесный костюм, особенно когда он засверкает в лучах прожекторов! Мне так кажется, или здесь немножко душно и жарко? Почему вы не откроете окно?»

«Душновато, – признала Сесили. – Глоуэн, почему бы тебе… Нет, ни в коем случае! Поднимется ветер, крылья разлетятся, все узоры перемешаются!»

«И то верно, – согласилась Фелиция. – Что ж, у меня своих дел больше чем достаточно. Смотрите, приклейте все аккуратно, чтобы Флоресте ни к чему не придрался!»

Она ушла, но вскоре из коридора снова послышались шаги – на этот раз частые, торопливые и неровные. Сесили насторожилась: «Ябеда! Мама решила, что за нами нужно присматривать». Покосившись на Глоуэна, она добавила: «Надо полагать, для этого есть основания?»

Глоуэн скорчил гримасу: «Теперь она позаботится о том, чтобы мы никогда не оставались вдвоем».

Сесили рассмеялась: «Ничего у нее не получится… Хотя иногда мне хочется, чтобы все продолжалось так, как есть – день за днем, вечно!»

В комнату вбежала тоненькая девочка лет десяти, такая же курносая, как Сесили, с такими же каштановыми локонами. Сесили обернулась: «Привет, Ябеда! Что ты тут делаешь? Здесь водятся крысы и тараканы и прыгучие пауки».

«Мама говорит, что я должна вам помогать, и что Глоуэн должен со-сре-до-точиться на работе, а не предаваться ро-ман-тическим фантазиям. Мама как-то странно выражается в последнее время, тебе не кажется?»

«Очень странно. И ведет себя непредсказуемо. Она, конечно, заметила, что у Глоуэна есть поэтическое воображение, и если мы с тобой не будем каждую минуту указывать ему, что делать, он так и будет стоять с разинутым ртом и считать ворон».

«Гм. Ты думаешь, она про это говорила?»

«Разумеется».

«А когда наступит моя очередь давать указания Глоуэну?»

«Иногда, Ябеда, я подозреваю, что ты гораздо умнее, чем хочешь показаться, – строго сказала Сесили. – Ты ни в коем случае не будешь давать Глоуэну никаких указаний. До тех пор, пока он не выполнит все мои указания и не докажет тем самым, что совсем ручной. Теперь иди сюда и займись чем-нибудь полезным».

«А крысы и тараканы – они тут правда есть?»

«Не знаю. Загляни вон туда, в угол за коробками. Если что-нибудь на тебя выпрыгнет… Что ж, мы все будем знать, что туда не стоило соваться».

«Нет уж, я лучше тут постою».

«Ябеда у нас очень храбрая, – заметила Сесили Глоуэну. – Особенно когда дело касается насекомых».

«Я не очень храбрая, – возразила Ябеда. – На самом деле совсем не храбрая, хотя хорошо, конечно, что ты меня хвалишь. А еще в последнее время мне почему-то не хочется, чтобы меня называли „Ябедой“. Ты слышишь, Глоуэн?»

«Слышу, слышу. А как же тебя называть?»

«Мирандой – ты же знаешь, как меня зовут! По-моему, девочке гораздо больше подходит имя „Миранда“».

«Вполне возможно, – согласился Глоуэн. – А кому, по-твоему, подходит прозвище „Ябеда“?»

«Кому, кому! Как только говорят „Ябеда“, все почему-то думают про меня! Мне надоело».

«И почему бы все так думали, интересно? – задала риторический вопрос Сесили. – Ладно, придется принять во внимание твои пожелания. Тем более, что „Миранда“ – красивое имя, подходящее для девочки, умеющей хорошо себя вести, а не для капризной ябеды вроде некоторых небезызвестных маленьких сестричек».

«Вот уж спасибочки!»

Сразу после захода солнца Глоуэн вернулся в пансион Клаттоков – и снова Шарда не было дома. Глоуэн пребывал в нерешительности, ощущая неопределенное чувство вины – будто отсутствие Шарда свидетельствовало о том, что Глоуэн что-то сделал не так или чего-то не сделал. Чем занимается отец так поздно вечером? Дело о краже в аэропорте, надо полагать, давно закрыто… Глоуэн позвонил в контору Намура, но там никого не было. Тогда он позвонил в отдел B, в новое здание управления. Там ему сказали, что Шард, по-видимому, все еще в таборе.

Глоуэн решил больше не мешкать. Закрыв за собой дверь квартиры, он вышел на улицу и направился было в табор, как повстречался с отцом. «Я пошел тебя искать, – торопливо объяснил Глоуэн. – Где ты был так долго?»

«Пришлось задержаться, – сказал Шард. – Подожди меня в трапезной. Я только вымоюсь и сразу спущусь».

Через десять минут Шард присоединился за столом к сыну, грызущему соленые сухари с сыром: «А ты где пропадал весь вечер? Тебя искали».

«Прошу прощения. Помогал Сесили готовить костюм. Я и не знал, что могла потребоваться моя помощь».

«Я так и думал, – пожал плечами Шард. – Что ж, надо полагать, Парилья должна идти своим чередом. Тем временем мы справились без тебя – и, скорее всего, спасли жизнь и тебе, и Сесили. Хотя теперь я начинаю понимать, что ты тоже приложил к этому руку».

«Что такое? Что случилось?»

Шард хранил молчание, пока официант-йип подавал им суп. Потом он произнес: «Трудно поверить в такое стечение обстоятельств! Возникает впечатление, что с наступлением Парильи действительно происходят чудеса».

«Так в чем же дело?»

«Если бы не Парилья, Сесили не пришло бы в голову собирать крылья бабочек, не так ли? И ты не пытался бы изображать из себя героя, расстреливая змееголова из незаряженного пистолета. Чилке не взбесился бы, разъяренный пренебрежением к его полномочиям, и не вломился бы в комнату Сиско, где он нашел тайник боеприпасов. Мы не прибыли бы из отдела B, чтобы произвести обыск в общежитиях, где, переходя из комнаты в комнату, обнаружили не только мешки наворованного добра и целые склады компонентов автолетов, но и форменный арсенал! У каждого из йипов, ночующих в таборе, было оружие – ножи, складные арбалеты, проволочные удавки и двадцать восемь пистолетов, ни больше ни меньше! Весь городок наемных работников оказался вооруженным лагерем. Намур заявляет, что совершенно ошеломлен. Он больше не возмущается и даже признал, что Чилке сделал правильные выводы – хотя и на ошибочных основаниях…»