Джек Вэнс - Хроники Кадуола: Станция Араминта

Дни недели на Кадуоле:

орт («железо»)

цейн («цинк»)

инг («свинец»)

глиммет («олово»)

верд («медь»)

мильден («серебро»)

смоллен («золото»)

Глоуэну Клаттоку исполнялось шестнадцать лет, по каковому случаю предстояло скромное торжество: Фратано, управляющий пансионом, должен был выступить с официальным приветствием и, что важнее всего, объявить показатель статуса Глоуэна – число, от которого во многом зависело будущее молодого человека.

Для того, чтобы избежать лишних неудобств и сэкономить средства, церемонию решили совместить по времени с еженедельной «трапезой клана» – присутствие на этом традиционном ужине было обязанностью всех Клаттоков, проживавших в пансионе, причем ни возраст, ни какое-либо недомогание не считались достаточным оправданием для уклонения.

Утро трапезного дня прошло спокойно. Отец Глоуэна, Шард, подарил сыну пару серебряных с бирюзой эполет, какие, если верить журналам мод, красовались на плечах хорошо воспитанных постояльцев самых привилегированных курортных отелей Ойкумены.

Как обычно, Шард и Глоуэн завтракали у себя в квартире. Они жили вдвоем – мать Глоуэна, Марья, погибла, когда ее сыну было три года. У Глоуэна сохранилось смутное воспоминание о заботливом присутствии матери. Он подозревал, что с ее исчезновением связана какая-то тайна, но Шард никогда не говорил на эту тему.

Факты не вызывали сомнений. Шард повстречался с Марьей, когда она прилетела с родителями на станцию Араминта. Шард сопровождал группу туристов – в том числе будущую невесту – в экскурсионной поездке по заповедным приютам, а впоследствии снова повидался с Марьей в Сарсенополисе на Девятой планете системы Аль-Фекки. Там они поженились, и вскоре после этого вернулись на станцию Араминта.

Женитьба Шарда на инопланетянке стала неожиданностью для клана Клаттоков и вызвала яростную суматоху, спровоцированную главным образом некой Спанчеттой, дочерью племянника управляющего пансионом, Фратано. Спанчетта, будучи замужем за уступчивым и безропотным Миллисом, к тому времени уже родила сына, Арлеса. Тем не менее, она давно и упорно, бесстыдно и тщетно пыталась завлечь Шарда в свои объятия.

В те годы Спанчетта была полногрудой, крупной молодой женщиной со жгучими черными глазами, буйным темпераментом и высокой перевязанной копной темных кудрей, вздымавшейся над головой наподобие взъерошенного конуса. Стремясь найти законное обоснование для не находящего выхода бешенства, Спанчетта воспользовалась затруднениями своей сестры Симонетты, которую в доме Клаттоков продолжали именовать детским прозвищем «Смонни».

Подобно Спанчетте, круглолицая Смонни отличалась выпуклостью форм, широкими покатыми плечами и склонностью покрываться испариной в разгоряченном состоянии. В отличие от чернокудрой и черноглазой Спанчетты, однако, на долю Смонни выпали волосы цвета жженого сахара и пронзительно-золотистые карие глаза. Симонетте нередко приходилось выслушивать бесконечно раздражавшие ее шутливые замечания по поводу того, что ей достаточно было бы хорошенько загореть, чтобы сойти за девушку с атолла йипов. 3 3 Союзы между йипами и типичными обитателями Ойкумены не давали потомства. По-видимому, йипы настолько обособились в эволюционном отношении, что их можно было считать отдельным подвидом человека – по меньшей мере, таково было распространенное мнение. Йипы, как мужчины, так и женщины, отличались привлекательной внешностью; миловидность их девушек даже вошла в поговорку.

Смонни добивалась своего с ленивой целеустремленностью. Спанчетта предпочитала бурный натиск, громкие слова и деспотические манеры; ее сестра действовала со льстивой, вкрадчивой или капризной настойчивостью, подтачивающей терпение противника подобно струйке воды, нашедшей слабину в плотине и в конечном счете заставляющей рухнуть непреодолимое, казалось бы, препятствие. Праздное времяпровождение не позволило Смонни сдать выпускные экзамены в лицее, и ей отказали в статусе служащей управления. Спанчетта не замедлила объявить виновником происшедшего Шарда, который, по ее словам, «выжил» Смонни из пансиона Клаттоков, чтобы привести в него Марью.

«Это абсурдно и противоречит всякой логике!» – возразил на обвинения Спанчетты не кто иной, как управляющий пансионом Фратано.

«Как то есть абсурдно? Ничего подобного!» – сверкнув очами, провозгласила Спанчетта. Часто дыша и вздымая грудь, она надвинулась на домоправителя, заставив того отступить на шаг: «Бедная Смонни вся извелась из-за этой инопланетянки, у нее не было никакой возможности сосредоточиться!»

«Даже если это так, Шард ни в чем не виноват. Ты сделала то же самое, когда вышла замуж за Миллиса – он тоже не Клатток, а Лаверти, и даже не постоянный служащий, а из наемного персонала, насколько мне известно».

Спанчетте оставалось только брюзжать: «Это совсем другое дело. Миллис – потомок коренных поселенцев, а не какая-то вертихвостка, свалившаяся на голову черт знает откуда!»

Фратано отвернулся: «У меня нет времени заниматься вздорными сплетнями».

Спанчетта язвительно усмехнулась: «Да уж, конечно! Не твою сестру приносят в жертву, а мою! Тебе-то что? У тебя прочное положение. И не нужно мне сказки рассказывать про то, что у тебя, видите ли, нет времени – тебе просто не терпится прикорнуть после обеда. Дудки! Сегодня не будет тебе покоя. Сейчас придет Смонни, и мы еще поговорим!»

Не самый упрямый из людей, Фратано тяжело вздохнул: «Сегодня я не могу разговаривать с Симонеттой. Но я сделаю для нее особое исключение. Ей дадут еще один месяц на подготовку и пересдачу экзаменов. Это все – больше ничего от меня не ждите. Если она снова провалится – вон из пансиона!»

Уступка управляющего нисколько не утешила Смонни. «Как я запомню за месяц все, что они проходили пять лет?» – жалобно причитала она.

«Придется постараться, – отрезала Спанчетта. – Подозреваю, что экзамен будет чепуховым. Фратано, можно сказать, на это намекнул. Тем не менее, тебе не подарят диплом за красивые глаза. Так что начинай заниматься – и не завтра, а сейчас же!»

Попытки Симонетты наскоро усвоить сведения, которыми она пренебрегала многие годы, носили поверхностный характер. К ее ужасу и огорчению, повторный экзамен устроили по всем правилам, а не в качестве предлога для вручения заветного диплома. Ей выставили еще более низкую оценку, чем в первый раз, и теперь у Смонни не осталось никаких шансов: ей предстояло расстаться с пансионом.

Изгнание Смонни из родового гнезда Клаттоков – длительный и тягостный процесс – завершилось во время трапезы клана, когда ей предоставили возможность выступить с прощальной речью. Позабавив присутствующих саркастическими колкостями, Симонетта перешла к разоблачению постыдных тайн и в конце концов закатила истерику, разразившись оскорбительными воплями.