Александр Салангин - Голосов овраг

Вывожу «моих» на просцениум.

Две Оли, молодые мамаши, точнее, одна уже мать (в коляске годовалая Олеся), а другая пока на сносях, белёсые голубоглазые домохозяйки с облезшими от коломенского солнца одинаково вздёрнутыми носами.

Виктор – при этом почему-то не Витя, а Витья: молчаливый программер и сеошник из дома прямо напротив парка, модный лысый брюнет лет 35-ти на моноколесе. Самый неуловимый из здешних обитателей (не считая марафонца).

Розалина и Айнур, работники парка. Она в элегантной оранжевой униформе, он в тёмно-синем рубище «Жилищника». Айнур убирает территорию, часто надолго заходя в гущу оврага – бродит там по 2-3 часа. Возвращается с парой подобранных фантиков, которые бросает мимо урны. Розалина обхаживает парковые цветники и время от времени что-то стримит в разбитый айфон, что именно – не разобрать. (Позднее я узнал, что в сети она Рокси и бложит только в Ютуб, очень высоко себя неся и считая, к примеру, ТикТок несерьёзным форматом: рассказывает, как выжить на зарплату коломенской садовницы – рассказывает с успехом (канал «По чему, я москвичка», 22,3К подписчиков). Факт её блогерства скоро выйдет на первый план.)

Стёпа, грустный молчаливый гигант с сенбернаром. Днями стоит на берегу ручья, отирая со лба пот ручищей ненормального размера и глядя в тёмную зелень. В вечерние часы сливается с ней (поло Gant глубокого изумрудного колера и пижонские штаны в тон).

Олег. Зожник. Носится по парку по сложным неевклидовым траекториям дни напролёт, как марафонец в огромной ленте Мёбиуса. Своего рода экстремал: пробегая мимо двух мамаш, всегда многозначительно подмигивает, чем их очень смущает. Сам тоже блондин, глаза речного цвета.

Леонид. Сосредоточенный чел лет сорока в стиранном хаки. Громко говорит по телефону, постоянно кого-то отчитывая. В запальчивости может драматично возопить «Братие, да какого ж… вы творите-то, аспиды?», при приближении же мамаш с колясками понижает голос и прекращает ругаться – на несколько мгновений. Тоже часто уходит в глухие заросли – наверно, телефонные тайны не любят чужих ушей.

Виталий, мечтательный коммунист, чёрный от старости.

Первым, к кому я решился подойти, был человек с сенбернаром. Молчаливые люди – самые сумасшедшие, потому и к чужому безумию отнесутся с пониманием, расчёт был, собственно, такой.

– Здравствуйте, – просто сказал я. – Не поймите неправильно. Кажется, я знаю, чего вы здесь выжидаете.

Признаться, я боялся оказаться правым. И конечно, оказался правым.

– Значит, поняли… – Скромный улыба-здоровяк будто ждал моего вопроса. Он покосился на выцветающий рекламный щит «Легенды Голосова оврага» прямо над нашими головами. – Ну, а чем мы, в самом деле, рискуем? Что особо ценного в этом времени, чего не будет в том?

Он обернулся к оврагу и сделал широкий жест.

– Заросли знатные. – Мой собеседник, казалось, проговаривал текст, который сам себе уже тысячу раз сообщал в уме. – Идти к истоку, даже по бурелому, четверть часа. По тропинке – вообще пять минут. За это время туман не рассеется. Не успеет. Вот, собственно, и всё. Ждём-с!

– А вы разговаривали с… ними? – я кивнул в сторону нервного коротышки и двух мамаш, которые были в поле видимости в этот момент. Вопрос его не удивил.

– Мы здесь все друг друга знаем, но не разговариваем. Смысл? Обсуждать нечего, только ждать остаётся. Признаться, удивлён вашим любопытством и многословием. Это необычно. Писатель? – Он на всякий случай смерил меня взглядом – впрочем, слишком добрым, чтобы на него обижаться.

Наверно, ему стыдно признаваться кому бы то ни было. Даже столь очевидным соратникам по мечте…

– Не писатель. А свои вопросы сейчас объясню. Понимаете, я не люблю недоговаривать или выражаться двусмысленно. Я рекламщик, а у нас в рекламе всё говорится простым языком и с ясным смыслом. Итак. Если мы все хотим туда, в неизвестность – то это нужно чётко и внятно произнести. Жизнь любит, когда к ней обращаются с конкретным запросом, без околичностей. Короче. Считаю, пусть мироздание нас услышит. Ну, или хотя бы единомышленники.

Пока я говорил, тщательно подыскивая слова (на что потребовалась минута или больше), к нам незаметно подшаркал старичок: встал как бы незаинтересованно, боком, навострил уши с седой опушкой.

– Вы тоже, ждёте, зелёного, тумана! – громко и внятно не спросил, а провозгласил я в его сторону.

Дедушка закивал, не став особенно скрываться – испустил лёгкий крик:

– Его самого! А то как же, это куда годно-то, тарифы подняли, мечту убили… – заученно забубнил он.

На наши речи и возгласы среагировал снабженец (ну, или кто он был) – подскочил с опаской в хитром взоре, озираясь и знаками приказывая нам молчать. Тоже знаками я объяснил ему, что мне безразличны его опасения. Этот персонаж нравился мне существенно меньше всех прочих. Человек един в своих проявлениях, – недели его визгливых воплей в телефон сформировали и зафиксировали для меня образ – ничто бы его уже не изменило. Он был совок – в отличие от дедушки-романтика, совок наглый, хитрый и ушлый.

Юные дамы-мамы с опаской поспешили уйти от нас подальше, но на следующем круге любопытство взяло верх – и они всё-таки подошли. А мы уже к тому времени узнали друг друга и раскрыли карты. Знакомились как-то без сердца, дежурно – видать, и впрямь все всех знали. Мамы оказались, как и остальные мы – ждущими досрочного наступления завтрашнего дня.

– Может, за встречу? – Леонид (маркетолог/снабженец) достал из-за пазухи фляжку и окончательно стал самым неприятным.

– Не пить мы сюда пришли. – Розалина-Рокси запахнула робу, увидев на себе его взгляды. – Ну, – она посмотрела вопросительно, – сознайтесь, кто из вас видел этот зелёный туман?

– Я, я видел, я да, – сказали Олег, Стёпа и Леонид нестройным хором.

– Молчи, – приказала Леониду деловитая Рокси. – Расскажите вы, – кивнула Стёпе.

– Однажды пёс в него убегал, – смурно проговорил тот и тут же усмехнулся. – Исчез в тумане, вернулся через два часа… со стороны реки. Я и подумал, что он выскочил в будущем, а потом пару часов где-то бегал… Короче, да, видел туман, – закончил здоровяк.

– А я сам в него вбежал и не сразу выбежал, – Олег на вид был очень странный, как все гиперактивные зожники: с таким могло случиться что угодно. – Я сам давно не работаю, поэтому дней не наблюдаю. По ощущениям – пару дней где-то… в межвременье… бегал. Может, месяц, я не знаю, но тепло уже было! – Он закончил на совсем идиотской ноте и с глупой улыбкой посмотрел на всех, а все – на него.

От его слов мне сделалось неловко и грустно – он этим легкомыслием в голосе будто подвёл черту под суммой идиотизмов, что неусыпно дежурили подле главного предмета наших обсуждений, карауля момент, чтоб свалить его в категорию «полный трэш, ребят, да вы чего, очнитесь».