Ирина Дедюхова - Армагеддон №3

Всю ночь Ямщикову снились поросшие низким кустарником холмы, по которым надвигалась свинцово-голубая масса всадников на распаленных вороных лошадях. Они неслись в один-два интервала, общей сомкнутой линией прямо на Ямщикова… Внезапно центр войска перестроился в два ряда, разворачивая быстрые фланги гусар, над которыми холодный северный ветер крыльями поднимал цветные ментики…

Проснулся Григорий совершенно разбитым, нисколько не отдохнув, с твердой уверенностью, что эти двое где-то совсем близко. С сосущим под ложечкой чувством, которое всегда раньше возникало при настоящей, серьезной опасности, он глянул вниз, на то, что раньше было Фликом. Трепетное и нежное создание, обещавшее караулить их сон до утра, безмятежно дрыхло на нижней полке, разметавшись во сне. Неяркое солнце освещало девичий овал симпатичного личика, обрамленного светло-русыми волосенками с волнительными кудряшками. С непонятным самому умилением Ямщиков пялился на ее слабенькие голые ручонки, стройную ножку, высунувшуюся из-под грязно-зеленого одеяла. Потом его очень сильно потянуло пристроиться рядом с девушкой на полку, просто посидеть. Одеяло поправить, помочь устроиться удобнее, проверить, не дует ли на нее из окна… Но главное Григорию отчего-то захотелось немедленно согреть небольшие, почти прозрачные пальчики с перламутровыми, как у младенца, ноготками. До того эти пальчики были крошечными, что они точно должны были все время подмерзать. Внимательно посмотрев на голую, узкую ступню девушки, Ямщиков понял, что и ножка у этой дурочки тоже замерзла. А она спит себе, улыбается… Про себя он даже удивился, насколько трогательными и беззащитными выглядят спящие женщины. До тех пор, пока не проснуться и по чужим карманам шарить не полезут… Он уткнулся в подушку и засмеялся, вспомнив, как эта девушка плакала и кричала, что больше не будет. Будет! Конечно, будет! Еще как будет, тут и сомневаться нечего! Только он теперь деньги в карман спрячет… И притворится спящим… В деталях он представил, как эта девица полезет к нему в карман своими пальчиками, а он поймает маленькую ручонку и спросит ее особенным голосом: "Ну, что же, Мариша? Попросить по-хорошему не можешь? Ты попроси меня по-хорошему , Мариша!.."

Нескромные мечты Ямщикова, как притянутая за ручонку зардевшаяся Маришка начнет по-хорошему просить его отдать заначку, были прерваны звуком отъехавшей в сторону двери купе и настойчивым стуком в окно.

Притворившийся спящим Ямщиков услышал, как какой-то мужик долбился Финистом в их окно снаружи с протяжными воплями: "Натуся-а! Натуся-а! Телеграмму отбей, как приедешь! Я уж соскучился, Натуся-а! Нельзя же вот так, среди ночи в командировки срываться!"

Казалось, это никогда не закончится. Ямщикову захотелось открыть упакованное на зиму окошко и настучать блеющему козлу по кумполу. Настырный стук Натусиного дятла, казалось, проникал под основание черепушки и вызывал понятное раздражение. Наконец, поезд тронулся, этот чудак с полустанка успел еще пару раз треснуть им в окно на прощание, от чего Ямщиков окончательно настроился против новой попутчицы, спокойно усевшейся на нижнюю полку напротив Флика.

Решив перекурить факт появления нежданной соседки, Ямщиков протер глаза, глянул вниз и столкнулся с пристальным женским взглядом. Напротив Флика, нога на ногу сидела… она. Это была Наташка. Его Наташка. Наталия Семеновна. Кровь двинула Ямщикову в голову, он страшно разозлился на себя, что даже не глянул, кто же к ним садится. Надо же! Лежать и сопеть в одну сопатку, пока эта сука им окно высаживала… Ни одного раза не подправить скулы хмыренышу, к которому от Ямщикова ушла Наташка.

Эх, Наташка! Что мне делать?.. И еще что-то про люстру в той песне было… Точно! "А луна глядит в окошко, словно люстра!" Как она могла! Как могла! Ведь он тогда только на три месяца в командировку в Чечню отъехал, а она тут же нашла этого идиота. "Телеграммку отбей!" Какой же это надо стать смирной овцой, чтобы не отбить этой сволочи печенку? Как? Вот она — старость не радость! Так и не заметишь, как окончательно станешь старым пердуном!

Ямщиков решительно спустился вниз, сел на полку, бесцеремонно отодвинув к стене дрыхнувшего Флика.

— Ну, здравствуй, Натали! — процедил он сквозь зубы глядевшей на него в упор Наташке. — Куда собралася? Не ожидала встретить старого друга? Ну-с, и какому это козлу ты телеграмму отбивать станешь?

— Здравствуй-здравствуй, Гриша! Да тебе-то, собственно, какое дело, куда я покатила? А телеграмму мужу дам, отчего же не дать? Он у меня замечательный! Любящий, ласковый, — женщина улыбнулась одними губами, по-прежнему не отрывая взгляда от Ямщикова. — Ты смотри, а я уж думала, что ты сгинул давным-давно… А он ничего еще, опять куда-то в командировку шарашится…

За спиной завозился Флик, прижатый к стенке задницей Ямщикова. Но Григорий с ненавистью цыкнул на него, и Флик сразу затих.

— И сколь долго мы будем пребывать в вашем приятном обществе? — ерничая, спросил Наталию Ямщиков.

— А разве это твое дело, Гришенька? — рассмеялась женщина и кокетливо добавила: — Или у тебя какие-то планы на вечер?

Флик все-таки вывернулся из-под него и теперь с любопытством рассматривал интересную худощавую женщину с крашенными хной волосами, в шубке из голубой норки. Наталия усмехнулась Ямщикову, как усмехаются женщины, сознающие свою силу и власть над слабой мужской натурой. Флик, то есть Марина, конечно, изо всех сил старалась запомнить, как Наталия Семеновна ломает брови дугой и с улыбкой пристально смотрит в глаза Ямщикову. Хотя именно сейчас Марине было даже представить невозможно, что она сможет так же неотрывно посмотреть Ямщикову в глаза. И вот так резко встряхивать головой, чтобы рыжие волосы рассыпались по плечам, Марина тоже не умела. А ей зачем-то это очень надо было. Именно сейчас. И то, что у нее никогда не получится то, что сейчас на ее глазах завязывалось между Наталией и Ямщиковым, вызывало только одно желание — уткнуться в подушку и завыть.

Фыркнув, Григорий вышел с сигаретами из купе. В ближнем тамбуре возился с углем донельзя довольный, мурлыкавший что-то под нос, Петрович. Увидев Григория, он вместо приветствия встал с корточек и пропел, не выпуская из рук угольный совок:

— Ты чего такой, Григорий? — радостно спросил Петрович, прекратив петь. — Гляди, какая погодка чудесная!

Проводник неопределенно махнул рукой в окно позади себя, где вовсю злобствовала серая вьюга с мелким колючим снегом.