Ирина Дедюхова - Позови меня трижды…

Через неделю после последних похорон мама тихо пропустила в ее комнату кого-то, пахнущего морозом и мандаринами. Катя обернулась от бесконечных замкнутых узоров ковра, на стул рядом с кроватью устраивался Терех.

— Ну, Катерина, здравствуй! Ничо пока грандиозного не надумала устроить? Лежи-лежи!

— Здравствуй…

— А я из офиса еду, мы все уже, кроме тебя, вернулись, тебя только не хватает! Ты не бойся! Никто ничего не знает, мы сказали ментам, что он из другого города возвращался. Хотя даже Наина знает, откуда Валерка возвращался, когда помер. Ее тоже по допросам таскали, она тебя пожалела.

— А что в фирме говорят?

— Кто что. Наши молчат, а дальнобойщики не стесняются, говорят, что бывшая бухгалтерша затрахала генерального насмерть, — сказал Терех, глядя в потолок.

— Скажи, чтобы заткнулись.

— Уже сказал, — Терех рассматривал свои пальцы. Потом он защелкал ими. Катя поняла, что сейчас он начнет свистеть, поэтому сказала: "Валера… он меня… ну, того… и бил еще. Больно было. Он подумал, что мы с тобой раньше договорились… А это я сама. Одна придумала!"

Странно, только теперь она начала припоминать, что собственно было тем вечером. Она приподнялась на подушках и силилась что-то сказать Тереху, но точно она не помнила… Что-то важное ускользало из памяти.

— Я все знаю, успокойся. Тебя Гнус с Морковкой нашли. Благо Валет дверью только хлопнул.

— Тебе документы нужны? Они тут, в столе были!

— Да не волнуйся ты! Машка давно все документы нашла, Татьяне отдала. У нас сейчас суды начинаются. Жано здорово выручает. Он юрист оказывается, а не только… ну, неважно.

— И я еще болею тут…

— Да болей на здоровье! Только когда выздоровеешь, не чуди больше, лады? Хорошо, что до годового баланса еще не скоро. Новый год скоро встречать будем!

— С какой это рожей я к вам на работу пойду и еще Новый год встречать… Сам же тогда у березы мне кричал про то, какая я сука.

— Так я ведь о другом кричал, о сугубо личном, не в производственном плане… Ты сама-то когда придешь, госпожа учредительница? Да-да, я, как учредитель решил все доли поделить!

— Как король Лир, что ли?

— Не… Я тебе и себе шестьдесят процентов оставлю, остальные на Таньку, Бобку с Райкой и Наину записал. Наина мне за это джип вишневый отдает!

— А на кой он ей, у нее теперь черный есть!

— А ты это знаешь откуда?

— От верблюда.

— Это ты на стрелке высмотрела, глазастая наша? Теперь, Катерина, я тебя буду на этом джипе по ночам возить на заправку, с музыкой! — заржал Терех.

— Дурак! Я в этот джип больше не сяду. Морковке подари, — обиделась Катька.

— А чо не сядешь-то? Да в самый раз! В смысле здорового образа жизни! Еще такую вещь Морковкам дарить! Нам что, теперь всю жизнь виноватиться, что в одну колоду с кем не надо с малолетства затесались? Ты теперь можешь не переживать, ментовка все же докопалась, кто тогда дырку во лбу твоему благоверному сделал. А мы, как были клоунами, так и в этом раскладе с клоунами оказались.

— Точно! Мне же это тоже тогда Валерка говорил! Но он сказал, что меня вместе с Кузькой посадят…

— Не посадят. Теперь не посадят. Его, видно, Лариса Вовкина раньше ментов нашла… Похоронили уже.

— Всех похоронили, значит, — заскулила Катька, — во всем я виновата…

— Похоронили, Катюха! Мы ж не какие-нибудь! Никого на поверхности еще не оставили. А пока сами не померли, вкалывать надо, башли зашибать. Иначе хоронять будет не на что! Вот тогда кругом виноват окажешься. Короче, шиза пройдет, на трудовую вахту чапай! Из нас же никто в финансах не петрит, кроме тебя. Даже Жано. Давай, не хандри! Жду, короче! — бодро заверил ее Терех, поднимаясь. Пожимая ее руку на прощание, он вдруг притянул ее в одной ночнушке к себе и, обнимая, сказал в ухо: "Как шизеть перестанешь, ко мне жить поедем, ладно? В твоей квартире Жано с Гнусом теперь живут, извини… В память о Люське. Поедешь ко мне жить?"

— Отстань, — отпихнула его Катерина. — Не поеду.

— Дура! — сказал ей Терех и, добавив с задумчивой улыбкой: "Точно! Дура и сука!", вышел.

Но Катя успела ему все крикнуть: "От такого же слышу! От дурака и су. су.." Она немного замешкалась, соображая, как будет «сука» в мужском роде, удивляясь, что, оказывается, все суки — женского рода…

"Ссу! Ссу!" — со смехом передразнил ее Терех, выталкиваемый в дверь рассерженной Валентиной Петровной.

Когда дверь за ним захлопнулась, Катя зарылась в подушку, наскозь пропитанную ее горькими, беспомощными слезами, и, окончательно зашизев, громко рассмеялась.

Терех ушел, и Катя подумала, что еще утром ошибалась, когда решила, что раз все живут без нее, то и разговаривать ей с ними больше не о чем, пускай, мол, теперь без нее живут, раз им так хочется.

Сложив ноги калачиком, она перебирала фотографии, которые вывалила на постель из целлофанового пакета. Она все собиралась купить альбом, хранить их как полагается, да все как-то было недосуг. У многих фоток уже обломились уголки. Конечно, надо бы хранить их в альбоме. Вот они все: шестилетняя Катька и двенадцатилетний Валерка стоят в обнимку у них во дворе, а сзади маячит мертвый теперь Мишка, оседлав заветную Катькину мечту — велик «Пионер»… Вот все они у полуразрушенной голубятни. Терех стоит со своей вечной ухмылкой, а Кузька и Бобка, естественно, с ключами на шее.

А здесь Кате уже десять, и Валерка повел ее в настоящее фотоателье, где сказал мастеру, что она — его сестра. На фотографии они оба сидят как истуканы, и уже вечером Валерку заберут от нее на долгие годы. Он вернется к ней, но каким? Сколько она ждала, что он ее позовет… Как долго ей казалось, что только он, мальчик с золотистыми кудряшками, и сможет ее позвать так, чтобы мир вокруг поменял свое лицо и наполнился счастьем. Что же плохого было в ее мечтах, если все получилось так?

Вот этот конверт со свадебными фотографиями. Странно, вроде бы она была очень даже ничего. Но никто из них ее не позвал, даже Вова, который был так близко… И Катя, растравляя себя, заплакала изматывающими, смывающими все печали, бабьими слезами. В изнеможении она поднесла к лицу припасенное для такого случая полотенце. Рядом зашуршала, очевидно, оставленная Терехом газета "Городские ведомости" с броским заголовком — "Дело закрыто". В ней сообщалось, что клоуны-злоумышленники, выместившие свою злобу на известном предпринимателе Карташове за то, что в городской Думе он всегда последовательно боролся с чиновничьей коррупцией и мздоимством, были просто хулиганскими отморозками, которых развелось, в последнее время, немало. Но вот роковой выстрел, описанный в одноименной статье, оказывается, произвел под шумок ближайший друг и соратник Карташева — Михаил Васильевич Кузнецов. Однако пережить ему этот некрасивый проступок было настолько трудно, что он, не смирившись с горечью утраты, повесился в пролете недостроенного арматурного цеха. Как он без специального снаряжения поднялся на 28-метровую высоту, для следствия осталось загадкой…