Лино Альдани - Луна двадцати рук

— Двести пять килограммов лишку, командир.

Арне Лагерссон растерянно провел по лицу рукой. Выброшены все столы, диваны, кухонные инфраплиты, предохранительные ремни, посуда. Они лишились всего, что создает определенный комфорт, освободились от того, что не является предметом крайней необходимости. Чем же еще можно поступиться?

— Фултон! — сказал командир. — Сколько осталось аварийных скафандров?

— Пять.

— Три выбросите. Доктор Паульсен, пойдемте со мной. Нам нужно обсудить вопрос о рационе.

Едва доктор и командир корабля поднялись наверх, космонавты, взволнованные и обеспокоенные случившимся, разбрелись по залу. Одни уселись прямо на пол и, сжав голову руками, застыли неподвижно с закрытыми глазами; другие, стараясь не думать о трагической перспективе, пытались шутить и смеяться.

Боба Арджитая, девяностокилограммового верзилу и здоровяка, окружала небольшая группа людей.

— И что это за штука — сила тяжести? — деланно-наивным тоном спросил Боб.

— Сразу видно, что ты осел. Сейчас я тебе объясню, дуралеи. — Его приятель Джо, стоявший рядом, засучил рукава. — Представь себе, что ты сидишь у себя в небоскребе, на сорок первом этаже. Так вот, я беру тебя за шкирку и выпихиваю в окно. А потом вдруг отпускаю. Ну как, сообразил? Что тогда произойдет, а?

— Это ты зря, Джо, — сказал кто-то. — Ровным счетом ничего не произойдет. Боб из духа противоречия возьмет да назло тебе не упадет.

Кто-то засмеялся, кто-то в сердцах пожал плечами, а те, кому надоело слушать плоские остроты, отошли.

— Кроме смеха, друзья, — сказал Боб. — Я и в самом деле этого не понимаю. Нечего строить из себя всезнаек — ведь вам известно ровно столько, сколько мне — Индикатор показывает, что у нас двести пять килограммов лишних. Так неужели, черт побери, из-за каких-то жалких двухсот килограммов мы должны торчать на этом Титане? Попробуй тут разберись.

— Ну, разве ты не осел? — воскликнул Джо. — Так и быть, попробую объяснить тебе нонагляднее. Вообрази, что у тебя имеются весы с чашами. На одной чаше сидишь ты, а на другой лежит груз весом девяносто килограммов. Что произойдет, если ты тоже весишь девяносто килограммов?

— Умней ничего не придумал?! — воскликнул Боб. — Ясное дело, весы останутся в равновесии.

— Вот именно, — согласился Джо. — Чаши весов не опустятся и не поднимутся. Но если ты вынешь из кармана пиджака ручку и выкинешь ее, то чаша с грузом опустится, а тебя слегка подымет. Понял?

— Болван! — воскликнул Боб. — Как действуют весы я с пеленок знаю.

— Но антиграв работает на том же принципе, — сказал Джо. — Разницы никакой.

— Тише вы, Фултон идет.

Фултон подошел к группе космонавтов.

— Вот что, ребята, — дружелюбно сказал он. — Придется нам выбросить всю лишнюю одежду.

Боб Арджитай захохотал.

— Превосходно! — с наш рапным энтузиазмом воскликнул он. — Командир, видно, решил отправить нас домой в одних трусиках…

— Довольно зубоскалить, — прервал его Фултон. — Снимайте-ка ботинки, рубашки, белье.

— Приказ распространяется на всех без исключения? — спросил Боб.

Фултон кивнул.

— И к девушке наверху он тоже относится?

— Разумеется.

— Отлично, отлично! — Боб Арджитай стал радостно потирать руки. — Надеюсь, инженер Алексей Платов не рассердится, если его невеста разок-другой спустится сюда, к нам.

— Кретин! — разозлился Фултон.

Все засмеялись.

— Это я так, пошутил, — оправдывался Боб, — чтобы ребят приободрить.

Фултон растерянно посмотрел на него, потом сжал его локоть и легонько хлопнул по плечу, повернулся и, чеканя шаг, пошел к двери.

До отлета оставалось восемнадцать часов. Лагерссон, Фултон, доктор Паульсен, Алексей и Ирина собрались наверху, в главном салоне.

— Так вот, — сказал командир. — Учтите, что ксемедрин трогать нельзя. Мне приказано добыть шестьдесят килограммов, и я привезу ровно шестьдесят килограммов, ни граммом меньше.

Все согласно кивнули.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул врач. — Сейчас на индикаторе антиграва лишних шестьдесят четыре килограмма. В нашем распоряжении восемнадцать часов, чтобы отыскать лишние килограммы и…

— Нам их никогда не отыскать, — сказал Алексей. — На корабле нет больше ничего лишнего.

Лагерссон пристально поглядел на друзей, а те в свою очередь смотрели на него так, словно решение проблемы зависело только от него одного.

Снизу слышался глухой ропот космонавтов, никто больше не

смеялся. Недовольство нарастало с каждой секундой.

— Чего вы от меня ждете? — со злостью спросил Лагерссон.

— Конечно, проще всего собрать всех и сказать: «Друзья, один из нас лишний. Давайте кинем жребий, и тот, кому не повезет, должен умереть. В одиночестве, как брошенная собака».

Четверо офицеров не отрывали от него взгляда, и в их глазах читались растерянность и немой упрек.

— А кое-кто из вас считает, что я должен добровольно покинуть «Ибис», не так ли? Еще бы, ведь я командую кораблем, а командир обязан показывать пример!

— Никто этого не говорит, — отозвался Фултон.

— Смешно — обычно в случае опасности капитан покидает корабль последним. А я, по-вашему, должен покинуть его первым. — И Лагерссон неестественно рассмеялся.

— Послушай, Арне, во время посадки индикатор антиграва был блокирован. Может, быть, он просто испорчен? — сказал Фултон.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Он показывает шестьдесят четыре килограмма лишнего веса, но, возможно, это ошибка. Почему бы нам не попытаться взлететь?

Лагерссон на секунду задумался.

— Согласен, — сказал он. — Попробуй.

Двадцать минут спустя Алексей нажал кнопку, корпус космического корабля вздрогнул и завибрировал. Лагерссон не отрывал взгляда от альтиметра. Пятнадцать секунд пролетели в напряженном ожидании.

— Нуль! — в ярости крикнул Лагерссон. — Мы не поднялись

ни на сантиметр!

Все снова собрались в центре салона. Командир обратился к Паульсену:

— Ну, а что вы предлагаете, доктор?

— Э, нам остается только сесть на жесточайшую диету. Через три-четыре дня мы изрядно похудеем и сумеем взлететь.

— Невозможно.

— Не вижу другого выхода, командир. Либо полетим без ксемедрина, либо подождем, пока народ не похудеет.

— Доктор, вы забываете, что курс и время полета были рассчитаны заранее. Если мы отложим полет иа несколько дней, то наткнемся в пути на облако В-36, а это — верная гибель. Значит, лететь надо либо через восемнадцать часов, либо через двадцать дней, когда нам уже не будет угрожать встреча со смертоносным облаком.

— А разве нельзя отклониться от курса?

— Нет, тогда нужно подняться по нормали к орбите планеты, а это связано со значительной потерей скорости. Мы прилетим на двадцать дней позже срока, не говоря уж о дополнительном риске. А вы представляете себе, что значит опоздать на двадцать дней?