Франк Шетцинг - Стая

— Откуда я знаю? От обычных акул я защищён, но изобретательность наших друзей не знает границ.

— Мы вытащим вас, Герхард! До того, как кончится кислород.

— Хотелось бы.

Постепенно в щель стало проникать больше света. Течение у основания вулкана уносило частицы осадка. Если акулы крушат световой остров, то скоро станет темно.

Тогда он останется один во тьме. Пока не явится кто-нибудь, чтобы расправиться с парой сотен молотоголовых акул.

С чужим разумом.

Никакая акула со своими природными органами чувств не заплывёт в электрическое поле. Никакая молотоголовая акула не нападёт на двух водолазов в скафандрах, а если нападёт, то быстро отстанет. Молотоголовые акулы любопытны, но обходят стороной всё, что внушает им подозрение.

Борман скрючился в своей пещерке. Кислорода было на 20 часов. Выключил фару «собаки», чтобы сберечь батареи. Его тотчас окружила чернота. Лишь очень слабый свет пробивался снаружи сквозь щель.

Он становился всё слабее.

«Независимость», Гренландское море

Йохансон не находил себе места.

На нижней палубе люди Ли под присмотром Рубина готовили перегрузку студенистой массы в глубоководный симулятор. Танк полностью опорожнили и провели обеззараживание. Крабов, заражённых пфистерией, поместили в жидкий азот. Всё происходило при повышенных мерах безопасности. Йохансон и Оливейра собирались начать фазовый тест сразу же, как только масса окажется в танке. Пока Кроув и Шанкар бились над расшифровкой второго сигнала Scratch, они обсуждали последовательность теста.

— Мы все глубоко потрясены, — сказала Ли в коротком импровизированном обращении. — Нас попытались деморализовать, уничтожить. Но мы не можем им этого позволить. Вы спросите, а надёжен ли ещё этот корабль, и я вам отвечу: да, он надёжен! Если мы не дадим противнику возможности проникнуть на судно, нам нечего бояться. Но всё-таки надо спешить. Мы не должны ослаблять усилия в установлении контакта. Надо убедить их прекратить террор против нас!

Йохансон вышел на взлётную палубу, где обслуживающий персонал убирал остатки прерванной вечеринки. Солнце снова стояло в небе, и море имело обычный вид. Ни голубого свечения, ни молний. Ни светового сновидения, которое закончилось кошмаром.

Он вернулся к исходному пункту своих мыслей — к тому моменту, когда Ли принесла ему бокал вина и попыталась выжать из него всё, что он помнил о своём ночном приключении. Он очень быстро понял две вещи. Во-первых, Ли знала, что произошло на самом деле. Во-вторых, она не была уверена, вспомнит ли он и скажет ли правду, и это её тревожило.

Они обманули его. Он не упал.

А ведь он уже был готов принять это объяснение. Не скажи ему Оливейра на пандусе, что минувшей ночью он якобы видел Рубина, вошедшего в потайную дверь ангара, он бы удовлетворился тем объяснением, которое ему дали. Но замечание Оливейра что-то стронуло в памяти. Его мозг начал перепрограммироваться. В нём возникали и исчезали загадочные картинки. Йохансон смотрел на равномерное колебание моря, но взгляд его был устремлён внутрь себя. Они снова сидели с Оливейра на ящике, пили вино, и он увидел, как Рубин прошёл сквозь стену ангара. Другая картинка подсказывала ему, что там есть дверь и что он стоял перед этой дверью.

Или ему это только привиделось?

Наверное, ты состарился, сам того не заметив, подумал он. Стыдно. Пойти к Ли и потребовать от неё ответа — чтобы убедиться, что у тебя не все дома? Не очень достойное зрелище.

Пока он раздумывал, судьба вошла в его положение и послала ему Уивер. Йохансон обрадовался, увидев на палубе её невысокую, компактную фигурку. В последнее время они виделись редко. Поначалу он имел на неё большие виды, но быстро понял, что Лунд она ему не заменит. Связи не возникло ни в «Шато», ни здесь, на «Независимости». Нечто такое возникало скорее между нею и Эневеком, и, честно говоря, они гораздо больше подходили друг другу.

Так что близости не получилось. Но было доверие, а это совсем другое. Довериться Уивер стоило. Она слишком трезвая, чтобы находить романтическое очарование в таинственных событиях. Пусть она его выслушает, и по её реакции он поймёт, верит она ему или считает его ненормальным.

Он коротко обрисовал ей, что его смущало, в каких пунктах он не доверял себе и что он почувствовал при попытке Ли выжать из него информацию.

После некоторого раздумья Уивер спросила:

— А ты уже сходил, посмотрел?

Йохансон отрицательно покачал головой:

— Некогда было.

— Было когда. Просто ты боишься посмотреть: а вдруг не найдёшь.

— Наверное, ты права.

— Хорошо. — Она кивнула. — Идём вместе.

Она попала в точку. Йохансон действительно боялся и с каждым шагом чувствовал себя всё неувереннее. Что, если они действительно не обнаружат никакой двери? Тогда ему придётся смириться с мыслью о шизофрении. Ему было 56 лет. Он хорошо выглядел, светился интеллектом, излучал эротический шарм, пользовался успехом у женщин.

Но, видимо, начал впадать в старческий маразм.

Случилось то, чего он боялся. Они несколько раз прошли вдоль той стены, но не нашли ничего, похожего на дверь.

— Ну что ж, — пролепетал он.

— Ничего, — ответила Уивер. И добавила, к его удивлению: — Стена клёпаная, всюду проходят трубы и сварные швы, тысяча вариантов встроить здесь дверь, которую не заметишь. Попробуй вспомнить, где точно ты её видел!

— Ты мне веришь?

— Я хорошо тебя знаю, Сигур. Ты не сумасшедший. Ты не пьёшь в диких количествах, не принимаешь наркотики. Ты жуир, гедонист, а жуиры внимательны к деталям, скрытым от других. Я, например, скорее тип «Макдональдс»: жую, не замечая что. Я бы не увидела эту дверь, даже если бы она открылась у меня перед носом. Но ты видел, я тебе верю.

Йохансон улыбнулся, импульсивно поцеловал Уивер в щёку и пошёл к лаборатории лёгкой поступью.

Лаборатория

Рубин всё ещё был бледен, а его речь походила на кряхтенье попугая. Он действительно побывал на краю смерти. Грейвольф чуть не спровадил его на тот свет. Биолог проявлял понимание. Он принуждённо улыбался, напоминая Йохансону сестру Рэтчед из «Пролетая над гнездом кукушки» после того, как Джек Николсон чуть не задушил её. Если ему нужно было посмотреть направо или налево, он поворачивался всем корпусом, ждал сочувствия и говорил, что не сердится на Грейвольфа.

— Ведь они были вместе? — хрипел он. — И она погибла. А ведь это я распорядился открыть шлюз. Конечно, ему не следовало душить меня, но я его понимаю.

Оливейра переглядывалась с Йохансоном, но рта не раскрывала.

В танке плавали крупные куски биомассы. Они снова начали светиться. Но учёных в данный момент интересовало не само по себе желе, а Облако. Когда люди Ли свалили в симулятор две с половиной тонны студня, туда же попало и большое количество уже растаявшей субстанции. Среди свободно плавающих микроорганизмов и комочков материи двигался робот, утыканный датчиками. Из барабана выезжали трубки для проб, раскрывались, закрывались и снова уходили внутрь.