Пол Андерсон - Щит времен

— Неплохая получилась игра, — продолжал Вараган. — Может быть, мы пересекались где-то еще, не столь явно?

Эверарда охватила ярость.

— Для меня это не игра, — отрезал он, — но в любом случае вы из нее выбыли навсегда!

— Как вам будет угодно, — с раздражением ответил Вараган. — Сделайте милость, оставьте меня наедине с моими мыслями! Одна из них подсказывает мне, что вы пока еще не выловили всех экзальтационистов. В некотором смысле вы не схватили даже меня!

Эверард сжал кулаки.

— В смысле?

Вараган вновь обрел самоуверенность.

— Я могу и объяснить. Так или иначе вам станет это известно после допроса. Раор все еще остается на свободе. Она не участвовала в операции, потому что женщинам в Финикии действовать труднее, но она участвовала во многих других. И Раор — не просто моя спутница, она — мой клон. У нее свои методы, и она узнает, что здесь пошло не так. Она будет столь же мстительна, сколь и честолюбива. Об этом очень приятно думать. — Вараган улыбнулся и повернулся к Эверарду спиной, устремив взор к морю.

Патрульный отошел на несколько шагов, ощущая в душе беспокойство. Он направился на противоположный край утеса, сел на камень, достал трубку, табак и закурил.

«Задним умом, как говорится, все крепки, — отругал он себя. — Следовало бы дать ему отпор, сказать что-нибудь, например: „Ну справится она с этим делом, уничтожит будущее. И что тогда? Не забывайте, вы тоже в этом будущем и тоже исчезнете…“ За исключением, конечно, тех фрагментов пространства-времени в прошлом, где он действовал. Следовало бы отметить этот факт с этакой ехидной усмешечкой. А может, и нет. В любом случае он вряд ли боится уничтожения. Неисправимый нигилист…

К черту все это. Находчивостью я никогда не блистал… Сейчас надо бы вернуться в Тир и закончить там все дела.

Бронвен… Нет. Надо обеспечить ей безбедное существование, но это лишь элементарная порядочность… Осталось только научиться, как не скучать друг без друга. Самое подходящее место для меня — старая добрая Америка XX века, где я смогу на какое-то время расслабиться».

Эверард часто ловил себя на мысли, что право агента-оперативника самому устанавливать себе задания вполне компенсирует риск и ответственность, которые возлагает на него этот статус.

«Быть может, после хорошего отдыха мне захочется продолжить дело, связанное с экзальтационистами… Не исключено. — Он поерзал на камне. — Нет, для отдыха, пожалуй, рановато. Надо бы еще подвигаться и поразвлечься. Та девушка, которая попалась в ловушку перуанских событий, Ванда Тамберли… — Сквозь месяцы его собственной жизни и три тысячелетия истории пробилось и вспыхнуло воспоминание. — Почему бы и нет? Проще простого. Она приняла предложение Патруля вступить в его ряды. Можно перехватить Ванду в промежуток между тем обедом, на который я пригласил ее, и днем отъезда в Академию… Прямо похищение какое-то… Нет, к черту! Просто устрою ей приятные проводы, а уж после займусь веселой частью отпуска…»

В конце концов учение Гаутама Будды угаснет в его родной Индии, но сегодня оно еще процветает, и волны его прорвали пределы страны. Пока новообращенных в Бактрии было совсем немного. Ступы, руины которых Эверард видел в Афганистане XX века, построят лишь спустя несколько поколений. Тем не менее Бактра насчитывала изрядное количество верующих, достаточное для содержания вихара, куда приглашались гости-единоверцы. Некоторые из них там и останавливались: купцы, караванщики, служивые, нищие, монахи и прочие странники, потоками текшие через Бактру из бескрайних пределов земли. Город превратился в средоточие новостей, в кладезь для фундаментальных исторических исследований.

Эверард понял это на следующее утро после приезда в Бактру. Святилище-приют представляло собой глинобитное сооружение простой формы, прежде служившее жилым домом на Ионической линии недалеко от улицы Ткачей; на фоне соседских домов, стоящих стена к стене, оно выделялось росписью по штукатурке, цветами лотоса вокруг, драгоценными украшениями на фасаде и очагом во дворе. Эверард постучал. Дверь открыл смуглый человек в желтом одеянии, который приветливо поздоровался с гостем. Эверард спросил о Чандракумаре из Паталипутры. Знаменитый философ, как выяснилось, действительно проживал там, только в настоящее время его не было — он либо участвовал в традиционных сократовских спорах, либо предавался медитации. Вернуться обещал к вечеру.

— Благодарю вас! — произнес Эверард вслух, а про себя чертыхнулся. Хотя известие его не удивило. Он ведь не мог заранее договориться о встрече. Работа Чандракумара состояла в изучении того, что было опущено в уцелевших скупых хрониках, причем занимался он не только политикой, но и экономикой, общественным устройством страны, культурой — словом, самыми разнообразными аспектами, включая факты постоянно меняющейся повседневной жизни. А сведения извлекал в основном из общения с людьми.

Эверард решил побродить по улицам. Быть может, удастся найти что-нибудь интересное. Вдруг Чандракумар уже отыскал какой-то ключ? Сейчас Эверарду не хотелось слишком бросаться в глаза, что было довольно трудно при его росте, гораздо выше среднего для этого времени и здешних мест, и его наружности, больше характерной для варвара-галла, чем для грека или даже иллирийца. (По типу ему ближе всего был бы германец, но никто в Азии никогда не слышал об англах, саксах и им подобных). Детектив успешнее справляется со своей задачей, если ему удается замаскироваться, слиться с толпой. С другой стороны, любопытство людей к его персоне может упростить знакомства, легче будет завязывать разговоры, а у экзальтационистов пока не было повода считать, что Патруль идет по их следу.

Если они вообще здесь. Вполне вероятно, что они никогда не видели приманки, выставленной для них, а может, были слишком осторожны, чтобы клюнуть на нее.

Но как бы то ни было, у Патруля все равно не нашлось ни одного человека с такими же способностями и опытом, чтобы провести начальную часть операции. Оперативники Патруля вели работу на слишком большом протяжении истории. Их вечно не хватало, и порой в дело шли все, попадавшиеся под руку.

Улицы бурлили. Воздух, помимо обычных запахов города, источал волнующий пряный аромат. Туда-сюда сновали глашатаи, извещая о близком возвращении блистательного царя Эфидема и его войска. Они не говорили о поражении, но люди уже чувствовали что-то неладное.

Никто, тем не менее, не впадал в панику. Мужчины и женщины занимались повседневными делами и одновременно готовились к нападению. Все были немногословны и старались не выдавать мысли, тревожившие их души: осада, голод, эпидемии, мародерство победителей. Лишний раз говорить об этом — все равно что самому себя истязать. Большинству людей древнего мира в той или иной степени был свойствен фатализм. Грядущие события могли обернуться для них не худшей, а лучшей стороной. Несомненно, многие головы беспокоили мысли о том, как извлечь из создавшегося положения максимальную выгоду.