Пол Андерсон - Щит времен

— Если б это было правдой… А в случае возникновения конфликта вы не могли бы помочь?

— Нет. Патрулю не дозволено вмешиваться.

— Послушайте, — возразила Тамберли с новым приливом энергии, — путешественники во времени волей-неволей вмешиваются в события и влияют на них. Я воздействовала на людей самыми разными способами, так ведь? Среди всего Прочего, спасла антибиотиками несколько жизней, убивала опасных хищников, даже само мое присутствие там, вопросы, которые задавала я им и на которые отвечала, тоже имели определенный эффект. Я находилась в гуще той жизни, докладывала о каждом происшествии, и никто не возражал.

— Вы знаете, почему. — Вероятно, он понял, что совершил ошибку, разыгрывая роль профессора, потому что теперь говорил без раздражения или покровительства, мягко, как с ребенком, страдающим от невыносимой боли. — Континуум тяготеет к сохранению своей структуры. Радикальные изменения возможны только в определенные критические моменты истории. Когда-нибудь в другое время произойдет компенсация. С этой точки зрения ваше вмешательство не имеет значения. В некотором смысле это «всегда» частица прошлого.

— Вы правы. — Она с трудом сдерживала негодование, вызванное его попытками успокоить ее. — Извините, сэр. Я кажусь вам глупой и невежественной, не так ли?

— Нет. Вы просто взволнованы. Вы изо всех сил стараетесь ясно формулировать ваши намерения. — Корвин улыбнулся. — В этом нет необходимости. Успокойтесь.

— Но я не могу понять, — настаивала она, — почему вы не можете протянуть руку помощи. Ничего грандиозного, ничего, что останется в народной памяти или что-нибудь в этом духе. Просто те охотники были… высокомерны. Если они начнут прижимать тулатов, то почему бы не подсказать им, что этого делать не стоит, подкрепив предупреждение какой-нибудь безвредной демонстрацией могущества вроде фейерверка?

— Потому что ситуация совсем не такова, какой видите ее вы. Берингия уже населена, вернее, была уже населена не только статичными племенами, едва миновавшими эолит, если к разбросанным так далеко друг от друга стойбищам вообще применимо слово «племя». Развитая, динамичная, прогрессивная культура или группа культур совершили вторжение. Позвольте напомнить вам, что на протяжении всего нескольких поколений они проложили дорогу между льдами Лавразии и Кордильер и проникли на равнину, где тайга после отступления ледников превращалась в плодородные луга. Число мигрантов возрастало. На протяжении двух тысячелетий с того времени, когда вы их повстречали, они научились изготавливать прекрасные наконечники из кремня. Вскоре они истребили мамонтов, лошадей, верблюдов — большинство крупных представителей американской фауны. Этот народ трансформировался в особую расу американских индейцев, но вы ведь и сами знаете историю. Да ситуация неустойчива. Времена давние. Никаких письменных свидетельств, посредством которых мертвые могут говорить с живыми. Тем не менее возникновение причинно-следственных вихрей не так уж невозможно. Мы, полевые агенты, должны свести наше влияние к абсолютному минимуму. Никто рангом ниже агента-оперативника не вправе активно вмешиваться, и даже агент-оперативник делает это только в случае крайней необходимости.

«Мне следует помнить, в какие времена он был рожден и воспитан, и делать на это скидку, — подумала Ванда. — Однако он явно упивается собственным красноречием».

Раздражение как-то незаметно погасило тревогу.

— Возможно, вы преувеличиваете, и на самом деле ничего ужасного с вашими друзьями не случилось, — добавил Корвин, и она вдруг согласилась с ним.

Почему же ее настроение столь изменчиво? Конечно, она только что вернулась из диких мест в период, где ее одинаково тяготила как схожесть с родным домом, так и несхожесть с ним. Ванда негодовала, потому что ее работу неожиданно прервали, беспокоилась о «мы», печалилась, что может никогда больше не увидеться с ним и теперь капризничала во время встречи с человеком, у которого за плечами десятилетия опыта в Патруле против ее ничтожных четырех.

«Тебе надо успокоиться, девочка».

— Ваш кофе остыл, — сказал Корвин. — Сейчас налью горячего.

Он забрал чашку, вернулся с чистой, налил в нее до половины кофе из кофейника и поднес бутылку бренди.

— Прописываю маленькую добавку для нас обоих.

— М-м… микродозу, — уступчиво произнесла Ванда.

Средство помогло: скорее просто вкусом, нежели количеством. Корвин больше не настаивал. Он перешел к делу. И этот интеллектуальный обмен мнениями стал уже настоящим лекарством для натянутых нервов.

Он доставал книги, раскрывал их на страницах с картами, показывал геологические периоды той земли, где она выполняла свое задание. Ванда, конечно, изучала историю, но он распахнул перед ней более широкие горизонты, живо и с новыми подробностями.

В ту эпоху, как знала Ванда, Берингия стала значительно меньше. Тем не менее она все еще оставалась громадной территорией, объединяющей Сибирь с Аляской, и процесс ее исчезновения с лица Земли затянется на очень долгое время, если сравнивать с продолжительностью человеческой жизни. В конце концов море, уровень которого поднялся вследствие таяния льдов, поглотит Берингию, но к той поре Америка будет густо заселена от Ледовитого океана до Огненной Земли.

Ей было что рассказать о жизни диких животных и чуть меньше о быте народа этих краев, и она чувствовала себя счастливой, что ей выпало в какой-то степени узнать жителей Берингии. Корвин владел лишь информацией, полученной первой экспедицией, содержащей сведения о языке тулатов, кое-что об обычаях и верованиях. Ванда поняла, что он анализировал эти данные, сравнивал с тем, что узнал о диких племенах других эпох, и экстраполировал их, исходя из собственного опыта.

Он изучал палеоиндейцев в тот период, когда они передвигались на юг через Канаду. Цель Корвина состояла в том, чтобы проследить исходный путь их миграции. Только узнав суть случившегося. Патруль мог рассчитывать на определение узловых точек, над которыми следовало установить особое наблюдение. Информация, пусть даже поверхностная, все равно лучше, чем ничего. Кроме того, люди будущего проявляли большой интерес к этой проблеме: антропологи, фольклористы, художники жаждали новых источников вдохновения.

Тамберли почувствовала, что ее знания обрели объемность и живость — она с необычайной яркостью вспомнила семьи, жившие порознь, и только время от времени собиравшиеся вместе; часто лишь гонцы и скитальцы связывали их или юноши, ищущие невест. Все это было обычным делом. Простые обряды, внушающие ужас легенды, неизбывный страх перед злыми божествами и духами, штормами и хищниками, болезнями и голодом, а рядом — веселье, любовь и доброта, детская готовность радоваться любым удовольствиям, которые дарует жизнь; благоговение перед медведем, который, быть может, даже древнее, чем сами люди…