Пол Андерсон - Щит времен

— Гм-м, — ухмыльнулся он. — Можете хотя бы попробовать. В качестве первой попытки хочу предложить вам ужин.

Она стушевалась.

— О! — в воздухе повис отзвук восклицания.

Эверард внимательно посмотрел на нее.

— Нет настроения, да?

— Мэнс, вы столько сделали для меня, но…

Он кивнул.

— Абсолютная потеря сил. Прекрасно понимаю.

Ванда обхватила себя руками, словно ее коснулся ветер с ледников.

— И воспоминания замучали.

— Это мне тоже хорошо знакомо, — ответил он.

— Если бы я смогла побыть в одиночестве какое-то время…

— И свыкнуться со случившимся. — Он выпустил дым в потолок. — Конечно. Извините. Мне следовало бы самому догадаться.

— Позже…

Он улыбнулся, на сей раз мягко.

— Позже вы снова будете Вандой. Совершенно точно. Вы достаточно сильная девушка, чтобы справиться с этим.

— И тогда… — она не смогла договорить до конца.

— Обсудим это в более подходящее время. — Эверард отложил трубку в сторону. — Ванда, еще немного — и вы рухнете. Расслабьтесь. Наслаждайтесь напитком. Если хотите, вздремните немного. Я вызову такси и отвезу вас домой.

Молнии вспыхивали в ночи, затмевая уличные фонари Нью-Йорка. Гром пока рокотал где-то вдали, не заглушая рева машин, ветер и дождь тоже не подоспели.

Эверард настороженно смотрел на загадочную личность, сидевшую напротив в его квартире.

— Я считал, что дело улажено, — заявил он.

— Не совсем, — произнес Гийон на своем обманчиво педантичном английском.

— Я, конечно, использовал свое положение, связи и повернул дело в выгодную для себя сторону. Но я — агент-оперативник и, по моему суждению, наказание Тамберли за поступок нравственно правильный привело бы лишь к потере хорошего сотрудника.

Тон Гийона оставался бесстрастным:

— Симпатии к одной из сторон в чужих конфликтах представляются мне спорными с точки зрения морали. Вы лучше других должны знать, что мы не вносим поправки в реальность, а охраняем ее.

Эверард сжал пальцы в кулак.

— А вы, конечно, должны понимать, что это не всегда верно, — перебил он Гийона. Но решив, что лучше не выходить за рамки мирной беседы, сдержался. — Я сказал Ванде, что не смог бы спасти ее, не поступи к нам из грядущего соответствующий намек. Я прав?

Гийон уклонился от темы, сказав с легкой улыбкой:

— Я пришел сюда за тем, чтобы лично уведомить вас о закрытии дела. Вы больше не столкнетесь с упреками со стороны ваших коллег, с их молчаливыми обвинениями в покровительстве. Теперь все они тоже согласны, что вы действовали должным образом.

Эверард изумился.

— Что? — Сердце его учащенно забилось. — Как, черт побери, вы это проделали?

— Удовлетворитесь тем, что все улажено без ущерба для кого-либо. Перестаньте дергаться. Успокойте вашу совесть.

— Хорошо, гм, ладно. Чертовски любезно с вашей стороны. Пожалуй, я не слишком гостеприимен. Не хотите ли выпить?

— Я бы не отказался от шотландского виски с содовой.

Эверард выбрался из кресла и подошел к бару.

— Я признателен вам, поверьте.

— Не стоит. Это деловая, а не благотворительная поездка. Вы заслуживаете серьезного внимания. Вы слишком ценный для Патруля человек, чтобы докучать вам нежелательной или неполноценной помощью.

Эверард готовил напитки.

— Я? Я не страдаю излишней скромностью, но уверен, что за миллион лет Патруль отобрал множество парней способнее меня.

— Или меня. Тем не менее отдельные личности порой заключают в себе скрытую ценность — гораздо большую, чем их внешняя значимость. Словом, это совсем не то, что мы ценим в себе. В качестве иллюстрации возьмите, например, Альфреда Дрейфуса. Опытный и совестливый офицер, для Франции весьма ценный человек. Однако то, что произошло с ним, повлекло за собой грандиозные потрясения.

Эверард нахмурился.

— Вы подразумеваете, что он… был инструментом в руках судьбы?

— Вы прекрасно знаете, что судьбы, как ее называют, не существует. Существует всеобъемлющая структура, которую мы и стараемся сохранить.

«Положим, — подумал Эверард. — Хотя эта структура не так легко поддается изменениям во времени, как в пространстве. Это, похоже, материя более тонкая и загадочная, чем объясняют нам преподаватели Академии. Совпадения могут оказаться совсем не случайными. Может, Юнг с его записками о синхронии действительно узрел проблеск истины, кто знает. Мне не дано познать вселенную. Я всего лишь работаю в ней».

Эверард налил себе стакан пива, маленькую рюмочку аквавита и поставил напитки на поднос.

Усевшись в кресло, он пробормотал:

— Подозреваю, что к агенту Тамберли проявляется особое расположение.

— Почему вы так считаете? — уклончиво спросил Гийон.

— В последний приезд вы расспрашивали о ней, а она упоминала о встрече с вами, когда еще училась в Академии. Я сомневаюсь, что… кто бы ни направил вас ко мне… без причины интересоваться ничего не представляющим из себя новобранцем они бы не стали.

Гийон кивнул.

— Ее линия жизни, как выяснилось, подобно вашей, пересекается с жизнью многих людей. — Он помолчал. — Как выяснилось, повторяю.

Беспокойство с новой силой охватило Эверарда. Он достал трубку и кисет.

— Что, черт возьми, происходит? — требовательно спросил он. — О чем вообще идет речь?

— Надеемся, что ничего экстраординарного не случится.

— Что вы имеете в виду?

Гийон встретился взглядом с Эверардом.

— Я не могу сказать точно. Может статься, это что-то совершенно неожиданное.

— Тогда скажите мне хоть что-нибудь, ради Христа!

Гийон вздохнул.

— Мониторы обнаружили аномальную вариантность реальности.

— Разве вариантность не всегда такова? — спросил Эверард.

«Многие из вариантов вообще несущественны. Ход истории имеет колоссальную инерцию, эффект путешествий во времени стирается на удивление быстро. Происходят события, которые компенсируют вмешательство, — отрицательная обратная связь. Сколько, интересно, незначительных флуктуаций гуляет по структуре пространства-времени туда-сюда? Насколько постоянна и неизменна реальность? На этот вопрос нет ясного ответа — и, возможно, в нем нет смысла. Но в один прекрасный момент ты сталкиваешься с цепью событий, когда один-единственный эпизод определяет развитие всего обозримого будущего — и неизвестно, к лучшему или к худшему».

Размышления Эверарда прервал спокойный голос:

— Данная аномалия не имеет причины. Ситуация такова, что нам не удалось установить ее хронокинетические источники. К примеру, комедия «Ослы» Плавта впервые была поставлена в 213 году до Рождества Христова, а в 1196 году от Рождества Христова Стефан Неманя, Великий Жупан Сербии, отрекся от престола в пользу сына и удалился в монастырь. Я мог бы привести ряд других примеров приблизительно того же времени — даже в Китае, который так далеко от Европы.