Чарльз Стросс - Аччелерандо

Аннет полусидит-полулежит на диване, закутавшись в халат и нацепив «умные очки» с турбопропускной способностью; сейчас она с коллегами из Ирана и Гвианы хочет разрешить некую нестыковку в штатном расписании «Арианспейс».

Чемодан полон инфошума, но из стереосистемы бодро звучат аккорды рэгтайма. Тут все просто: если вычесть энтропию из инфопотока (то есть распаковать своеобразный архив), обнажатся зашифрованные сведения. Емкость голографической памяти чемодана – примерно триллион терабайт: с лихвой уместятся вся музыка, все фильмы и все видео, созданные на протяжении двадцатого века. Все это, к слову, не контролируется авторским правом и классифицируется ныне как сдельный труд обанкротившихся компаний, произведенный до той поры, когда Ассоциация крепко взялась за медиаиндустрию. Манфред транслирует музыку через стереосистему Аннет, но сохраняет шум, с которым она была заархивирована. Ведь по нынешним меркам энтропия высшей пробы – тоже ценность.

И вот Манфред со вздохом сдвигает очки на лоб и гасит все дисплеи. Он все оценил и просчитал, до последнего логического узла. Джанни прав: до того как все участники заступят на позиции, начинать ничего нельзя. На краткий миг Манфред сам себе кажется старым и «недогоняющим» – будто обычный человек без апгрейдов сознания. Его голова со вчерашнего дня гудит от планов и наметок, а после возвращения из Рима он так толком и не отдохнул.

У Манфреда стремительно развивается синдром дефицита внимания – инфопотоки в его мозгу все время бьются за право властвовать, все время спорят об очередности, ни на чем сфокусироваться толком не выходит, потихоньку растет раздражение. Однако Аннет на удивление стойко сносит перепады его настроения. Глядя на нее, Масх ощущает вдруг прилив гордости. Да, само собой, ее увлеченность им произрастает из неких загадочных собственных интересов… но почему тогда ему куда комфортней с ней, чем с Пэм?

Потягиваясь, она приподнимает очки.

– Ты что-то хотел?

– Просто задумался. – Масх улыбается. – Прошло уже целых три дня, а ты еще ни разу не указала мне, как себя вести и что делать.

Аннет строит неопределенную мину.

– А что, нужно?

– Да нет, я… я просто никак не привыкну. – Он пожимает плечами. Чувство утраты некой важной компоненты собственной жизни никак не покидает его, однако Масх уже не пытается постоянно ее восполнять. Так вот, значит, каково это – уравновешенные отношения? Они ли это, впрочем? И в детстве, чрезмерно огороженном родительской гиперопекой от внешних угроз и, что уж греха таить, от внешнего мира в целом, и во взрослой жизни он всегда был так или иначе подчинен кому-то. Частенько – на совершенно добровольной основе, как в случае с Пэм. Возможно, только теперь он по-настоящему свободен от неприглядной привычки; но ежели так, откуда взялся весь этот свалившийся словно снег на голову кризис идей? Почему неделю кряду великолепный Манфред Масх не выдумывает ничего нового? А что, если его научно-техническое рвение и все проявления творческого начала – всего-навсего отдушина, и, чтобы фонтанировать классными задумками, ему необходимо пресмыкаться под чьим-то жестким каблуком?

Ну или ему взаправду нужна одна лишь Памела.

Аннет встает со своего места, неспешно направляется к нему. Масх смотрит на нее и чувствует влюбленность. Страсть. Вот только это вроде как не то же самое, что любовь.

– Когда они придут? – спрашивает она, прижимаясь к нему.

– Понятия не имею.

Аккурат в этот момент разражается трелью дверной звонок.

– О. Пойду-ка встречу.

Она бежит к двери, распахивает ее.

– Ты!

Манфред рывком оборачивается, едва не вывихнув шею. Он как собака на поводке – поводке Памелы, само собой. И все-таки – то, что она заявилась сюда лично, для него тот еще сюрприз.

– Ну да, я, – бесхитростно отвечает Аннет. – Проходи, устраивайся.

И Памела в сопровождении своего подсоса-пристава вплывает в комнату. Ее глаза разбрасывают фонтаны искр, как ацетиленовая горелка.

– Смотрите-ка, кого робокошка на хвосте притащила, – цедит она, опаляя Манфреда самым гневным взглядом из всех, с какими ему доводилось сталкиваться. На самом деле такая открытая враждебность Памеле обычно не свойственна – где она только научилась?

Манфред встает; ему до одури странно видеть доминантную бывшую жену и Аннет (любовницу? соучастницу? предмет обожания?) в одной комнате. Где-то на втором плане – лысоватый тип средних лет в двубортном костюме, с набитым документами кейсом под мышкой – именно так мог бы выглядеть преданный слуга, в которого Манфреду, похоже, уготовано было преобразиться под чутким руководством Памелы. Масх слабо улыбается.

– Кто-нибудь хочет кофе? – спрашивает он. – А то третья сторона что-то опаздывает.

– От кофе не откажусь, покрепче, без сахара, спасибо, – на одном дыхании тараторит пристав. Он ставит кейс на журнальный столик, возится с упрятанным где-то за отворотом пиджака переключателем, и линзы его «умных очков» озаряет мерцающий свет. – Извещаю, что с этого момента встреча записывается на видео – думаю, вы понимаете…

Фыркнув, Аннет уходит на кухню – готовить вручную, что не очень эффективно, но зато уютно. Пэм намеренно держится так, будто соперницы попросту нет.

– Ну и ну. – Она качает головой. – Я-то думала, у твоей французской булочки будет будуар поновее, Мэнни. И пока чернила на документах о разводе не начали выцветать: ты не учел, я смотрю, что мое время – тоже деньги?

– Странно, что ты не в больнице, – говорит он, меняя вектор разговора. – Неужто в наше время послеродовые хлопоты тоже отдают на аутсорсинг?

– Зависит от работодателя. – Памела скидывает свое пальто и вешает на крючок за широкой дубовой дверью. – Мой, как понимаешь, готов оплатить любую прихоть. Потому что я – ценнейший кадр. – На ней – дорогущее и очень короткое платье; оружие подобных калибров не стоит, по мнению Масха, поставлять на фронт войны полов без непреложного лицензирования. Хотя, к вящему его удивлению, на него оно сейчас не действует. Ее пол как будто не играет роли – Памела в его глазах перешла в какой-то иной биологический вид. – Будь ты внимательнее – сам бы уразумел.

– Я и так внимателен, Пэм. Единственная валюта, что всегда при мне, – внимание.

– Отличная шутка, мистер Масх, – вклинивается Глашвиц. – Вы же, надеюсь, осознаёте, что прямо сейчас платите мне исключительно как зрителю этой низкосортной пантомимы?

Манфред смотрит на пристава в упор.

– Вам прекрасно известно, что никаких денег у меня нет.

– О-о-о. – Глашвиц ухмыляется. – А я считаю, что вы лукавите, мистер Масх. И судья со мной, если что, согласится. Вы просто ловко замели все следы. Несколько тысяч корпораций в вашем негласном владении – они все-таки существуют. Вряд ли с настолько огромной кормушки вы не имеете ни цента. Что-нибудь да сыщется на дне, если хорошо поскрести, верно?