Лия Спеллман - Вдали

– Ну вперед, мистер Я-Умею-Всё-На-Свете, – я как можно более безразлично взмахнула рукой, мол, не очень-то и хотелось, и отошла в сторону.

Задрав голову, я залюбовалась летним небом. Ветер неспешно гонял из стороны в сторону редкие облака. Я расставила руки, словно пытаясь объять всю природу вокруг, и медленно закружилась на месте. Рядом находился лес, и где-то среди густых деревьев насыщенного зелёного цвета, какой приобретают листья только в самом разгаре лета, раздавалась трель соловья и чириканье словно подпевавших ему птиц. Я прислушалась к затейливым мелодиям, игнорируя звуки выпускаемых братом стрел, которые то и дело сопровождались заносчивыми победными выкриками. Да-да, мы поняли, ты хорош.

Пернатые обитатели леса будто соревновались друг с другом: вот приостановится напыженный соловей с выпяченной грудью, чтобы перевести дыхание и вновь затянуть свою песню, как остальные тотчас заводят мелодию и того пуще, и наперебой голосят о чём-то своём, птичьем.

Природа заняла все мои мысли и чувства, от ощущения свободы, окатившей меня, словно холодный приятный душ, я довольно жмурилась, прикрыв глаза, поэтому не сразу заметила родителей, по тропинке возвращавшихся домой. От палящего солнца их скрывали соломенные шляпы, широкие поля отбрасывали на лица обоих тень. Мать держала в руках букетик полевых цветов, вокруг которого порхала бабочка, а отец шел рядом, приобняв жену за плечи. Они тихо переговаривались о чем-то, и я наблюдала за ними, склонив голову. Прогулка пошла им на пользу: у мамы появился задорный румянец, а папины морщины разгладились, и на смену им пришла улыбка.

Атмосфера спокойствия была прервана очередной арбалетной стрелой, на этот раз с визгом разрезавшей воздух в паре сантиметров от моего уха. Я с ледяным выражением лица повернулась к Эду – знала, что это было нарочно, и даже чуть расширившиеся зрачки или вздрагивание признали бы за ним его маленькую победу.

– Ты либо совсем косой, – я раздраженно мотнула головой в направлении мишени, в роли которой выступало яблоко на вертикально установленном бревне – мой брат явно пересмотрел американских фильмов – находящееся в добром десятке шагов от меня, – либо пытаешься меня взбесить.

Брат вскинул бровь, перехватил арбалет и хитро прищуренные щелочки его глаз заговорили яснее любых слов. Я уже раскрыла рот, чтобы съязвить, но планы поменялись быстро: я понеслась к Эду и выхватила у него арбалет с колчаном. Игнорируя замершего от удивления брата, я заозиралась, словно дикое животное, загнанное в угол. Как назло, в моем мозгу было так пусто, будто кто-то прошелся там с пылесосом, лишив меня каждой мысли до последней.

Поняв причину моей паники и чертыхнувшись следом, старший брат наконец захлопнул глупо открывшийся рот, тем самым прекратив напоминать рыбу, запутавшуюся в рыболовных сетях, и рванулся сначала ко мне, потом в сторону приближающихся родителей, и в итоге замер где-то посередине.

– Помощи от тебя как от… – пробурчала я и не стала оканчивать фразу, занятая другими мыслями. Куда же деть эту чертову штуку?!

Не придумав ничего лучше, я на полной скорости унеслась в мастерскую, не забыв громко хлопнуть дверью, потом с парочкой крепких ругательств снова вывалилась оттуда и забежала в дом.

Из окна с запылившейся рамой было отлично видно, как брат, натянув на лицо улыбку, направился к родителям. Он должен выиграть мне пару минут. Должен! Языком чесать Эд всегда был мастер. Девушки, то и дело вьющиеся возле него, были падки как раз на его умения сочинять красивые оды.

Я сжала в руках «орудие преступления» и прищурилась. Спрятать арбалет в нашей с братом комнате? Слишком очевидно. Бросить куда-нибудь на диван, действуя по тактике «сложнее всего заметить то, что лежит на самом виду»? Рискованно, неоправданно рискованно.

Я изучала пространство вокруг как в первый раз, пытаясь найти подходящее место для оружия. Всем своим нутром я чувствовала, как отсчитываются данные мне секунды, приближая к точке невозврата, и от этих мыслей арбалет словно потяжелел на тонну и начал обжигать мои руки.

Не теряя оставшихся крупиц надежды, я продолжала метаться по комнатам, с грохотом распахивая отсыревшие двери и топча нещадно скрипевший пол. Ещё парочка звуков нашего древнего аккомпанирующего дома, и можно собирать музыкальную группу.

Я вернулась в прихожую и глянула в окно: родители с усталым видом тянулись к дверной ручке, не оборачиваясь на активно рассказывающего что-то Эда. Тот перехватил мой взгляд и виновато пожал плечами.

Я с измученным стоном опустила голову на подоконник (предусмотрительно отодвинувшись от угла в паутине) и не подняла голову, пока не послышались шаги у порога и скрип отворяющейся двери.

– Яблоко. На бревне. «Приманивали местную фауну»? – несмотря на скептицизм матери, Эдвард еще умудрялся держать лицо и что-то выдумывать на ходу.

Я, придав лицу невозмутимое выражение, ногой заталкивала арбалет с колчаном поглубже под диван и переводила взгляд с матери на отца и обратно, словно наблюдала игру в пинг-понг.

– А в чем дело… – начала было я.

– А то ты не знаешь! – прервал меня отец. – Вы опять за свое, да?

– Можно конкретнее? – в ход пошел блеф.

Брат за спинами родителей одобрительно кивнул, показав большой палец и тут же опустив его, стоило матери повернуться к нему.

– Вы снова смастерили какое-то оружие. Что на этот раз? Лук? Арбалет? – отец начал перечислять довольно длинный список, загибая пальцы. Мать, не переставая поддакивать мужу и припоминать нам судьбу всех вышеперечисленных вещей, тем временем медленно ходила по комнате, внимательно осматривая пространство и открывая каждый ящик, который встречался ей на пути.

Я сохраняла молчание, с недовольным видом сложив руки на груди. Брат, тоже притворившись партизаном, передразнил мою позу, вдобавок издевательски надув щеки. Даже в самые серьезные моменты он просто не может перестать вести себя как ребенок! Я шикнула на него со словами «Я так не делаю!». Эд, выглядевший как иглобрюх, хихикнул, но принял нормальную позу, теперь скучающе рассматривая носки ботинок. Потрепанные они у него какие-то. Надо бы подлатать. Съездить в город за кожзамом, вернуться к верстаку…

Продолжая слушать непрекращающиеся, становившиеся все более и более нудными нравоучения, я заметила, как мать приближается к дивану, под которым сейчас и лежал арбалет. Еще секунда, и тайное станет явным. Чувствуя ответственность за то, что может произойти, я будто невзначай села на краешек дивана, скрестив ноги и громко вздохнув. Бросила взгляд на брата. Его лицо неестественно вытянулось, стоило ему проследить за моим пальцем, осторожно указывавшим на затаившийся в тени арбалет. Некогда холодного стального цвета, теперь его едва ли можно было различить – он покрылся пылью и грязью, долгие годы хранившимися под мебелью, где убираться никто не считал нужным. Изящные узоры и выделки, шестеренки, местами затронутые ржавчиной, придали оружию стимпанковский вид, за что я его так сильно и полюбила.