Николай Епифанов - Блуждающий меж звезд

Белая круглая морда в черной металлической оправе с ехидством смотрела на Дэвида с комода, пока чашки звонка неистово дергались в разные стороны. Гримаса, дополненная стрелочной улыбкой, казалось похожей на самого Дьявола.

– Как же я тебя ненавижу, – добравшись до будильника, вздохнул Дэвид.

Нащупав на обратной стороне рычажок, рука тут же дернула за него, и проклятый звон прекратился. Дэвид с превосходством взглянул в глаза своему неприятелю.

– Пиррова победа, мой враг, но все равно победа, – он водрузил будильник обратно на комод.

Впереди его ждал долгий и тяжелый день, который ему предстояло провести в командировке где-то у черта на рогах. Затем последует неуютная ночь в постели придорожного мотеля, а на утро возвращаться назад. И стоило ли оно того? Пожалуй, сейчас он бы с большим удовольствием посидел в офисе, перебирая заметки и старые наброски, хотя многие наверняка не разделили бы подобных взглядов.

Дэвид дернул выключатель, и просторная комната озарилась ярким светом. В ней было полным-полно вещей, способных многое рассказать о жильце. Вдоль стены тянулся длинный высокий стеллаж, уставленный множеством книг, где новые издания соседствовали с ветхими раритетами. Личная библиотека Дэвида была особым местом – его святилищем. У каждой книги было свое место, каждая имела свою историю и значение. Если бы мы могли попросить Дэвида закрыть глаза и назвали полку и номер, то он безошибочно определил бы, что на ней находится. Третья полка, седьмая слева: Э.М. Ремарк «Три товарища». Пятая полка, третья слева: Ф. Ницше «По ту сторону добра и зла». Всю свою жизнь Дэвид расставлял книги не по алфавиту, а строго в известном только ему порядке. Кто-то сказал бы, что здесь творится полный бардак, но это неправда. Хаос для одного – порядок для другого. Это так же очевидно, как то, что нельзя судить о книге по обложке.

Кроме книжного стеллажа в комнате стоял двустворчатый шкаф, забитый различной, но в то же время похожей одеждой – Дэвид никогда не любил ярких цветов, узкой одежды и выглядеть напыщенным щеголем. Ему нравились удобство и комфорт, не доведенные до абсурда.

В дальнем углу располагался стол, а нем под пристальным взглядом настольной лампы дремала пишущая машинка – отдельная гордость Дэвида. Он приобрел ее около пяти лет назад на ярмарке в Новой Англии, а если быть точнее – в городе Вермонт, что можно найти на карте штата Мэн. Когда Дэвид заглянул на ярмарку, то не собирался совершать никаких покупок, но, проходя мимо одного из павильонов, буквально застыл на месте, ведь перед ним стоял прекрасный образец печатной машинки Halda Portable. Той самой марки и модели, которой долгое время пользовался Эрнест Хемингуэй. Дэвид не смог устоять. Руки сами потянулись в карман в поисках купюры нужного номинала. О торге и речи ни шло, ведь самым главным для Дэвида стало желание обладать именно этой машинкой. В те далекие годы он все еще надеялся стать известным писателем. Он день за днем ждал, когда к нему придет вдохновение, когда великая идея посетит его разум. Годы прошли, а Дэвид так и не написал ни одной книги. Конечно, он неоднократно издавал свои небольшие очерки и рассказы, да только дальше этого дело не заходило. Конечно, он много раз пытался сесть за что-то серьезное. Садился, вставал и снова садился. Гонял разные идеи из угла в угол, переписывал страницу за страницей, менял местами предложения и каждый раз оказывался в тупике. Его желания никак не хотели совпасть с возможностями. И вот на сегодняшний день, так и не добравшись до заветной цели, он все равно не отбросил ее, а просто несколько отодвинул назад, продолжая ждать идеи, которая перевернет все.

Кажется, мы говорили о комнате, но слегка отвлеклись. Стеллаж, шкаф, пишущая машинка. Ах, да! Стоит обязательно отметить карту звездного неба, точно и аккуратно нанесенную на черный потолок. В центре карты, само собой, располагалось солнце, роль которого играла люстра в наряде из сферического абажура. Дэвид любил, откинувшись в кресле, изучать созвездия, вслух произнося названия каждого из них. Он неоднократно сожалел о том, что вынужден жить в эпоху, когда межзвездные полеты представляют собой лишь отдаленную перспективу, но радовался тому, что человечество постепенно все-таки осваивает новые пределы, раскинувшиеся за орбитой Земли.

Заканчивая рассматривать комнату, упомянем о лежанке Льюиса, которую он, впрочем, избегал, предпочитая спать между подушкой и изголовьем кровати, не забудем о самой обыкновенной кровати и остановимся на последнем по порядку, но не по значимости объекте, установленном возле окна. На дубовом журнальном столике стоял макет театрального зала. Маленькие красные стульчики, образующие ряды, имели свои крохотные номера, и каждый из них был обращен к выполненной из лакированных дощечек сцене, слева и справа от которой висел тяжелый бархатный занавес. На самой сцене стоял картонный каркас старого здания, телега и длинный стол, служившие декорациями для какой-то постановки. Странно, но в этом игрушечном театре не было никого кроме одного единственного человечка, сидевшего в середине зала. Его усталый взгляд, подчеркнутый полосками нахмуренных бровей, в ожидании начала спектакля был направлен прямиком на сцену.

Вы спросите, зачем Дэвиду этот странный макет? Нет, он не собирал его своими руками и даже не покупал. Это был подарок от некогда дорогого ему человека. Подарок странный, спору нет, но он пришелся Дэвиду по душе. И с тех самых пор маленький театр стал частью его самого. Иногда по вечерам, придя домой после тяжелого дня, он открывал банку пива и садился напротив макета. Взгляд плавно перемещался по рядам кресел к сцене, а в самом конце останавливался на одиноком человечке.

– Как прошел твой день, приятель? – спрашивал его Дэвид, не получая никакого ответа. – Мой тоже так себе. Ничего. Однажды пьеса обязательно начнется.

Но один день сменял другой, а в жизни Дэвида ничего не менялось, как, собственно, ничего не менялось и в театре. Человечек был обречен смотреть на пустую сцену целую вечность.

Впрочем, пора бы вернуться к настоящему дню, иначе можно навеки застрять в образах из прошлого. Включив свет в комнате, Дэвид, шаркая по полу, добрел до ванной и включил холодную воду. Ежедневный ритуал, к которому ему в детстве приучила мать, был обязательной частью программы по началу нового дня и не подлежал отмене. Набрав ледяную воду в ладони, он плеснул ее себе на лицо, а затем еще несколько раз повторил процедуру. На третий или четвертый раз Дэвид начинал просыпаться.

С кухни послышался чей-то знакомый голос, хотя Дэвид был абсолютно уверен, что кроме него в квартире есть только кот. Он тут же выключил воду и прислушался.