Максим Дегтерев - Карлики

Вслед за ним расхохотался и Абметов. Я возмутился:

- Что вы ржете тут, как лошади. Виттенгер, вы тоже смеетесь?

- Ни в коем случае, - ответил он серьезно. Бруц наконец перестал смеяться.

- Абметов, объясните вы сами, - предложил он.

- Нет уж, давайте вы, а то господин Ильинский мне опять не поверит.

Бруц положил мне руку на плечо и ласково так сказал:

- Фед, вы только не принимайте то, что я вам сейчас скажу, слишком близко к сердцу, но, понимаете... - Бруц еле сдерживал смех, - понимаете, знак, что вы видели, называется вовсе не "Трисптерос". Этот знак носят астронавты-испытатели - "дрэггеры" - так они себя именуют. Есть у них и свое братство. Оно объединяет астронавтов, принимавших участие в испытаниях новых участков Канала в Секторе Улисса - новых терминалов, другими словами. Сам же знак - всего лишь условное изображение древнего устройства для углубления водных каналов - что-то вроде трех вращающихся ковшей, вычерпывавших грунт со дна канала. Немудрено, что вы о дрэггерах ничего не слышали, ведь последнее испытание проводили пять лет назад и так далеко от Сектора Фаона. Вы, доктор, который из терминалов испытывали?

- Двадцать два - ноль шесть, - ответил Абметов и добавил: - Давно это было, еще в молодости.

- А я - двадцать девять - пятнадцать. Пожал бы вам руку - как бывшему коллеге, но боюсь, это будет неверно истолковано, да, Ильинский?

Я сказал, что мне начхать.

- И вы не хотите взглянуть на мой знак?

- Да ладно, будет вам... - Я чувствовал себя вконец оплеванным. - Но погодите, - хватался я за соломинку, - если Номура был всего лишь испытателем, то почему он хотел убить гомоида? Или же дрэггеры ненавидят гомоидов не меньше, чем гомоид Антрес - людей?

- Кто такой Номура? - строго спросил Абметов. У Виттенгера был такой вид, будто он старается что-то припомнить.

- Стой, как ты сказал, Номура?

- Да, Номура - он работал со мной, вы его не могли знать, Номура погиб в пещере Южного Мыса, когда мы искали там лабораторию Франкенберга.

- Все, вспомнил! - воскликнул Виттенгер. - Когда ты сказал про Южный Мыс, я сразу вспомнил. Так и есть: Номура погиб, но не в пещере, а во время пожара на биохимическом заводе! Нам в департамент прислали список погибших, и в нем был Номура. К сожалению, полного имени я не помню...

- Что вы несете, инспектор?! Мне, наверное, лучше знать, где и как погиб Номура! - заорал я на него.

- Да не ори ты так! Я не говорю, что это один и тот же Номура. Может, этих Номур как гомоидов - куда ни плюнь...

- Господа, господа, ведите себя прилично, - увещевал нас Бруц.

- Ну вот, теперь все стало на свои места, - провозгласил довольный Абметов, - на заводе погиб кто-то из родственников Номуры, вероятно, его брат. А ваш Номура думал, что вы идете охотиться на поджигателей, и хотел отомстить за смерть своего сородича. Мотив стар как мир - и никаких тебе тайных обществ, гомоидов и прочих сапиенсов. Вы взялись искать существ, чей разум вам никогда не понять, хотя даже своего коллегу как еледует не знали и не понимали. Разгадку надо искать на поверхности, мой друг, это вам хороший урок на будущее.

Мне захотелось забиться куда-нибудь подальше в угол, раствориться, исчезнуть - все что угодно, только бы не слышать этого спокойного, нравоучительного тона. Абметов прав, я не сказал Номуре, кого мы ищем. Почему я решил, что Номура - предатель? Потому что сам думал только о гомоидах и считал, что всем на свете нужны только они. Я чувствовал, как пылают мои щеки. Спасибо Бруцу, он утихомирил распоясавшегося Абметова:

- Вы, Абметов, бросьте хорохориться, обвинение в убийстве с вас еще никто не снимал.

- Все, молчу, молчу... хотя нет, постойте. Думаю, мы с господином Ильинским больше никогда не встретимся, поэтому я хочу сказать ему на прощание несколько слов. Отчасти вы правы. Я был на Плероме и беседовал с Вэнджем. Вы правы, я действительно просил его поделиться со мной информацией, полученной со спутника. Он обещал подумать над моим предложением. Упрекнуть мне себя не в чем: собирая досье на людей, вы поступаете еще менее законно, я уж не говорю об элементарной порядочности. И насчет гомоидов вы тоже почти угадали. Гомоиды нужны были мне, чтобы расшифровать идущие из Канала сигналы, ведь человеку подобная расшифровка не под силу. Вселенная говорит с нами на другом языке. На метаязыке, если угодно. Человеческий язык для познания мира непригоден - это заметили еще в двадцатом веке. Потом доказали, что неполнота человеческого языка напрямую следует из предложенной Лефевром модели рефлексирующего разума и наоборот. Получился замкнутый круг - уже который! Пока нет угрозы самому существованию человеческой расы, на подобные, неутешительные умозаключения можно не обращать внимания. Но что делать, если опасность совсем рядом? Как и где искать выход? Искать теми способами, что предлагает современная позитивная наука, или уповать на чудо, прислушиваясь к оркусовским воронкам, как это делают паломники вроде Себастьяна Дидо. Мы нашли третий путь. Архив истории науки помог Франкенбергу создать гомоидов, и поэтому мы имели полное право использовать их по собственному усмотрению. Речь не идет о каком-то насилии над гомоидами. Исключением является то небольшое насилие, которое необходимо для сохранения тайны. Но те люди, на которых вы работаете, подвергают вас точно такому же насилию, и вы не видите в этом ничего предосудительного. Мы вынуждены действовать тайно, ибо настоящее знание не терпит толпы. "Ты знай всех, тебя же пусть не знает никто", - так сказал один мудрец. Быть и оставаться в неизвестности - это та цена, которую мы готовы заплатить за обретение знания - наш крест, если угодно. В нас не остается места для веры. Наша идеология, наша цель не совместимы с насилием, прошу, пожалуйста, запомнить. Ну, разве что, с насилием над собой... Ведь как считается: знание - это своеобразное наведение порядка в собственных головах. Для наведения порядка требуется энергия, ее мы черпаем из собственных запасов. Упорядочивая одну часть себя, мы разрушаем другую. Поэтому порой мне кажется, что процесс познания - это растянутое во времени самоуничтожение, ибо познание убивает веру в чудо, разрушает иллюзии, одной из которых является убежденность в безграничной мощи человеческого разума. Ильинский, вы симпатичны мне (я умилился), и если бы мы встретились при иных обстоятельствах, то я непременно предложил бы вам вступить в наши ряды. Возможно, когда-нибудь попозже, это так и произойдет...

Абметов замолчал, о чем-то задумавшись.

- Он хочет нас разжалобить, - заключил Виттенгер.

- Вы мечтаете получить свою плату, когда окажетесь по ту сторону Канала? - Защищая себя, я прикинулся циником.

- Можно сказать и так, - ответил Абметов мне, но не Виттенгеру, - но я рассказал вам все это по одной простой причине. Я предлагаю вам сделку.