Гело Нипос - Надежда

– Чушь, она отвратительна. Ничто не может заменить мясо. Мясо – это важный элемент питания. В сое очень мало метионина – одной из незаменимых аминокислот, которая участвует в построении молекул ДНК. К тому же соя вызывает бесплодие. Люди с таким трудом добиваются лицензии на разрешение иметь детей, – сказал Том Джонс, и толпа радостно зааплодировала.

– Соя вызывала бесплодие только у животных! Чистота многих экспериментов людей, которые сделали это заявление, вызывает кучу вопросов. Почему не клонировать животных? – спросил Эндрю. Публика была явно не на его стороне. Он был пожилым мужчиной лет шестидесяти с большими усами и блестящей лысиной на макушке. Он безрезультатно отстаивал своё мнение человека старой закалки, который боялся перемен.

– Потому что это опасно. Есть риск, что животные снова станут переносчиками заразы. И кроме того, выращенные люди абсолютно стерильны и не представляют никакой угрозы, пока их не купят. Это общеизвестный факт. Никакой заразы. Это очень важно в наше время, – сказал Том, который с первых дней, как вышел в свет, завоевал сердца большей части аудитории, чем его конкурент. День выборов в президенты неумолимо приближался, и эти дебаты являлись для Форда последним шансом всё исправить. Эндрю заменьжевался. Ему нечего было сказать, к тому же толпа сбивала его своими выкриками в поддержку Тома. – Мистер Форд, я слышал, вы женаты и что у вас нет детей, это так? – спросил Том Джонс и продолжил, не дожидаясь ответа: – Не связано ли это с тем, что вы и, наверно, миссис Форд, уверен, что по вашей инициативе, являетесь любителями сои?

И вновь аудитория встретила его высказывание бурей аплодисментов и смеющихся голосов. Эндрю в полной растерянности уставился на Тома, но тут же, грозно сведя брови, продолжил:

– Да как вы смеете? Это наша сугубо личная проблема, в которую вам не следует совать свой нос! – кричал Эндрю, вытирая платком своё потное лицо.

– Наши дебаты проявляют всё более сенсационный характер! У нас в зале есть желающие высказаться, – сказал Адрианно таким тоном, словно сообщил ошеломляющую новость, и протянул микрофон толстому мужчине в первом ряду. Он был настолько толстый, что занимал сразу два зрительских места.

– Конечно, я против этого, но это сложнее, чем кажется. Раньше в понятии «мясоед» и близко не было человеческого мяса. Вегетарианство зародилось очень давно. Люди отказывались от такого удовольствия из жалости к братьям нашим меньшим, которых мы по вынужденным обстоятельствам истребили. Я помню, в молодости каждый раз с каждого понедельника я обещал больше не употреблять убитых животных. Я смотрел фотографии инкубаторов, видео со скотобойни, пролистывал всех фермерских животных и смотрел им в глаза. И знаете что? Я находил в них душу, разум, искру мысли. А в данном случае мы говорим о людях. У нас была собака. Ну, у кого ее тогда не было? И все хозяева знают, что в них есть что-то разумное. У них есть характер! А если есть характер, значит, у них есть эмоции. Это было жутко осознавать, и проще было думать, что это всего лишь воспитание, дрессировка, привычки. Так вот, я понимал, что разумна не только моя собака, но и другие животные. Не так, как люди, но для своего животного мира это было так. И, подвластный этим мыслям, я решился отказаться от потребления мяса. Вышло у меня плохо, я мог держаться несколько дней и даже месяцев, говорить всем, что я веган, но в глубине души я осознавал, что это просто показуха. Я хотел быть тем, кем не являлся. Стараясь показать всем, что я добрый человек и люблю животных, я обманывал. Я знал это, но пытался изменить себя, но я не ел мясо, потому что не ел. Я голосую против, но если мясо начнут продавать, то я не знаю, смогу ли я сдержаться, чтобы не купить кусочек, – закончил толстяк и по просьбе ведущего передал микрофон назад смуглой женщине робкого вида.

– Я считала омерзительным есть человеческую ногу, но запах жареного мяса подкашивает мои мысли. Я ем мясо, потому что мне нравится. Пытаюсь не думать, мужчина или женщина, как выглядел этот человек и кем он не стал. Я просто ем. Как вы сказали, у каждого животного свой характер, они разумны. Так в чём, собственно, разница? Если мы когда-то выращивали животных для употребления в пищу, почему нельзя то же самое делать с людьми? В конце концов, чем мне кормить своих детей? Они тоже любят мясо. Я голосую за, – сказала женщина жутко писклявым голосом и передала микрофон обратно. Адрианно забрал микрофон у толстяка.

– Кроме того, соя содержит дайдзеин, – продолжил Том, не дожидаясь, что на это скажет его собеседник, закапывая своего конкурента. – Это растительный аналог женскому половому гормону эстрогену, и поэтому употребление сои может навредить здоровью ребёнка у беременной женщины. Вы сами-то давно стали веганом? Вегетарианство давно уже вышло из моды, мистер Форд, взгляните на экран, – ухмыляясь, сказал Том. Эндрю поднял глаза на огромный экран, висящий в студии. На синем фоне чётко было видно 85 процентов против 15.

– Закон принимается большинством голосов от общего числа. Над текстом закона работают специалисты, досконально знающие те вопросы и проблемы, которые должен регулировать закон. Донести требования закона до всех граждан обязаны члены Дома Правления Надежды, так как законы затрагивают интересы каждого из жителей, – пояснил Налетти, завершив выпуск передачи.

Со значительным перевесом в пользу Тома Джонса через три дня было решено разрешить употреблять, а значит, продавать и покупать человеческое мясо. Позже Тома Джонса избрали в президенты Надежды.

Майкл Митчелл – мужчина крепкого телосложения, высокий брюнет с короткой стрижкой без чёлки и шрамом над правой бровью. Ходил он, сутулясь. Он объяснял это тем фактом, что не совсем хорошее зрение не даёт возможности смотреть вдаль, и он обычно смотрит себе под ноги. Митчелл работал сторожем на складе со стройматериалами. Платили мало, но главное, что стабильно. Сегодня был день зарплаты, и в голове успокаивающе всплывала мысль о предстоящем ужине. Майк уже собирался идти домой, когда директор махнул ему рукой, тем самым подозвав к себе. Пьяный старый мужчина с редкими седыми волосами, спрятанными под шляпу с большими полями, сегодня заставлял своих рабочих трахать проститутку, которую привёл с улицы. Несовы с их бедным кварталом частенько служили инструментом, чтобы удовлетворять извращённые желания совершенных. Человек тридцать прошло через эту девушку сегодня, а директор сидел за столом и мастурбировал, глядя на всё это. Он был из совершенных, а потому не подчиниться ему было равносильно самоубийству. Некоторые рабочие посчитали этот приказ чем-то вроде награды за свой труд, но Майкл Митчелл прежде никогда не испытывал такого стыда и унижения. Рядом с женщинами он всегда, несмотря на свою мужественность, казался ребёнком. Он не скоро забудет эту вонючую простыню, мокрую от пота, и эту девушку, тощую, бледную, как лист бумаги, со ссадинами на спине и настолько худыми ногами, что колени были толще бёдер. Во время акта он представлял Маргарет, но нагота шлюхи не шла ни в какое сравнение с телом жены. Проститутка шептала числа, умножала, вычитала, складывала их, пытаясь подсчитать свою долю, долю сутенёра и сколько у неё останется денег в конце месяца. Даже с закрытыми глазами и с достаточно хорошим воображением у него ничего не получилось. Директора несостоявшаяся сцена полового акта привела в бешенство. К тому же случайно разбитая им же последняя бутылка спиртного заставила его, что происходило крайне редко, подняться с кресла в рабочее время. Встав с деревянного скрипучего трона и не убирая руку от члена, он выгнал Митчелла из помещения, обозвав к тому же импотентом. Майкл вздохнул с облегчением. Но его тревожило, что коллеги станут смеяться над ним.