Константин Жевнов - Шаманские пляски. Разбитое зеркало – 2

– Более-менее, Миш, более-менее, – ответил Иван, – Я сейчас отдохну, хотя бы часов пять-шесть, а то выложился полностью. Да, Седов вернулся?

– Пока нет, – сообщил Ольшанский, – Связь наладилась, но на Прометее какой-то аврал устроили, так что пока ни с кем, кроме связистов не общался, передать что-то?

– Да, – секунду подумав, сказал Молчалин, – Передай для Булгакова, атака отражена, попытка абордажа не удалась, потерь нет.

– И все? – удивился Михаил.

– И все! – улыбнулся Иван, – Короче, покомандуй еще несколько часов, пока я не оклемаюсь. Я тебе потом выходной дам, через какое-то время, скажем, когда на Землю вернемся. Конец связи!

– Ну, ладно, – откликнулся со вздохом Ольшанский, – Конец связи.

– Все, парни, вперед и с песнями! Да, и не забудьте провести полную дезинфекцию катера и снаряжения, – сказал Молчалин и молодецки зевнул, – Мало ли, что мы с этой тарелки привезли. Все инструкции у вас есть, выполняйте, а я пошел!

– Есть! – гаркнули в один голос десантники.

Иван спустился по аппарели и направился в кабину дезинфекции и санитарной обработки, очень хотелось лечь, голова с каждым шагом становилась все больше похожей на полое чугунное ядро, в котором вяло, каталась мысль: «Вот, интересно, а почему я ничего не передал начальству по поводу пленника? Может доложить? Ай, да хрен с ними со всеми, и с начальством и с пленным, завтра сообщу!».

Этот безумный день все никак не желал заканчиваться. Поспать Молчалину все же удалось, но отнюдь не пять-шесть часов, как он рассчитывал, а чуть больше двух, но и на этом, как говорится, спасибо. В половине седьмого его поднял Кочетов.

– Да, Арсений Петрович, – отчаянно пытаясь проснуться, произнес в коммуникатор Иван.

– Иван Сергеевич! У нас ЧП! Я буквально не знаю, что делать! – заголосил главный врач Аполлона.

– Успокойтесь! – рявкнул, разом сбросивший сонную одурь Молчалин, – Что конкретно произошло?

– Часть раненых проснулась и затеяла драку с охраной! – немного успокоившись, сообщил Кочетов.

– И что? – тупо спросил Иван.

– Так они побеждают, а транквилизаторы их не берут, – совсем поникшим голосом сказал доктор, – Совсем не берут, словно они и не люди вовсе.

– Твою мать! – выдал Молчалин, уже вскочив с койки, про себя отметив, что сегодня подозрительно часто ругается, так и привыкнуть не долго. – Вызывайте в помощь всех свободных десантников. Я сейчас буду!

Иван порадовался, что из-за усталости не стал перед сном снимать комбинезон, лишь чуть распустил его. Вскочив в ботинки и застегиваясь на ходу, он понесся в сторону медблока. Десантники, к счастью, его опередили. К моменту прибытия Капитана в коридоре шла впечатляющая драка. Четверо бойцов первого отделения, руководимые Акопенко, несмотря на избитые в кровь лица довольно успешно справлялись с десятком подоспевших десантников. На полу валялось несколько тел, судя по белому комбинезону, досталось и кому-то из врачей. Молчалин остановился, пытаясь оценить обстановку, и понять, что же именно нужно предпринять в первую очередь, но тут кто-то из одержимых его увидел. Секунда и вся пятерка ринулась к нему.

Иван не то чтобы испугался, скорее, напрягся, и в первую очередь из-за того, что одержимые явно выделили его из толпы людей. Времени было мало, между ним и бойцами первого отделения было всего двое десантников и рассчитывать, что они долго смогут сдерживать потерявших свободу воли людей, особо не приходилось. Молчалин попытался соскользнуть в измененное сознание, но не тут-то было. Его будто бы что-то сдерживало, не пускало и выталкивало. Вторая и третья попытка так же не увенчались успехом. А между тем один из десантников уже был сбит с ног, а у второго был рассечен лоб и сломан нос. На ногах он еще стоял и даже пытался отмахиваться, но было понятно, что это ненадолго. Нужно было бежать, вот только у Ивана будто бы ноги к полу приросли, а кулаки непроизвольно сжались.

Скорее всего, в этом коридоре, вполне бесславно, а может и со славой, и закончилась бы жизнь двадцати однолетнего Капитана Аполлона, но на его счастье подоспел Исигава. В нарушение устава, Кэтсу, был вооружен. Не впадая в рефлексии и раздумья, американский японец, упал на одно колено и длинной очередью по ногам положил всех, кто был в коридоре. Двое десантников, вовремя не среагировавших на его появление, теперь катались по полу, держась за простреленные ноги, громко и матерно жалуясь на несправедливость службы, да и жизни в целом, равно как обещали сделать с Исигавой все, в том числе и то, что Содома не делала с Гоморрой.

В отличие от десантников, одержимые и не думали отступать от намеченной цели, продолжая ползти к Молчалину на руках, с явно не дружескими намерениями. Но и Исигава отнюдь не закончил ведение огня. Теперь он стрелял уже из положения стоя и вполне прицельно, сериями по два выстрела. Два хлопка и Акопенко, ползший первым, получив по пуле в плечи, лишь бессильно скрипит зубами и ворочается на залитом кровью полу. Десять выстрелов и все одержимые обезврежены, а Кэтсу Исигава поворачивается к Ивану, и, протягивая ему винтовку на вытянутых руках, низко кланяется и произносит:

– Прошу судить меня за нарушение устава. Мне нет оправданий!

И вот тут у Молчалина началась истерика.

Впрочем, долго поистерить ему не удалось. Кэтсу, разогнулся, оглядел Капитана своими узкими глазами, цыкнул зубом и без затей съездил Молчалину по роже, после чего вновь согнулся в поклоне и повторил все ту же фразу:

– Прошу судить меня за нарушение устава. Мне нет оправданий!

Пришедший в себя Иван, потирая саднящую челюсть, обматерил десантника, потом поблагодарил за своевременные действия, снова обматерил и, приказав следовать за собой, двинулся в медблок. Разгром там царил жуткий. На полу лежали двое парней встретивших пробуждение одержимых первыми. Вроде бы были живы и на том спасибо. Кочетова среди тел не оказалось, ну, хоть это хорошо, остаться в такой ситуации без главного врача удовольствие ниже среднего. Молчалин вызвал рубку, вкратце обрисовал ситуацию и потребовал, чтобы буквально через минуту здесь были все, кто имеет хоть какое-то отношение к медицине.

Сам же поднял относительно целый стул, поставил к стене, сел на него и приказав Исигаве никого к нему не подпускать, попробовал соскользнуть в «единение со вселенной». Противодействие было, и еще какое! Но на сей раз, Иван был к нему готов, время не поджимало, и он буквально проломился через неизвестно откуда возникший барьер. Так сложно ему не было ни разу, даже в самый первый раз еще на Марсе. Наконец оказавшись в состоянии всемогущества, Молчалин начал что-то понимать. Первое, что он почувствовал, была словно бы серая тень, мелькнувшая и тут же скрывшаяся из его поля зрения, Иван решил, что разберется с ней позднее и начал процесс лечения.