Константин Жевнов - Шаманские пляски. Разбитое зеркало – 2

А Николай не менее четко увидел некое существо в скафандре, как две капли воды похожее на чужого из одноименного старого фильма. Держался Акопенко лучше подчиненного, но было ясно, что даже воспоминания страшат его до чертиков. Что видели находящийся в коме Анатолий Ливанов и его постоянный напарник Сергей Горелов, по понятным причинам выяснить не удалось. Однако, можно было утверждать, что стрельба учиненная Сергеем, оказалась результативной. Ужас разом отпустил десантников и вернул им способность к осмысленным действиям.

Николай эвакуировал Ливанова и Горелова, а сам с санитаром Исигава, обследовал коридор, вот только ни черта они там не нашли, кроме дырок от пуль. Коридор вел в какое-то техническое помещение, буквально забитое неизвестным оборудованием, а это самое оборудование приняло на себя большую часть боекомплекта выпущенного Сергеем. Акопенко принял решение о срочной эвакуации, и как выяснилось, очень вовремя. Буквально через три секунды после отстыковки катера, остатки чужого корабля полыхнули яркой вспышкой и исчезли.

Еще веселее было с тем, что засняли камеры десанта. А ничего они не засняли! Вообще ничего, то есть совершенно! Никакого Чужого, никакого паука, даже ту тень, что видел на экране сам Молчалин, ничего из этого камеры не засняли, только интерьеры уничтоженного звездолета и самих десантников, несколько секунд ведших себя не адекватно. А еще по непонятной причине, отсутствовали кадры снятые Исигавой и Николаем в комнате за коридором. Сплошная засветка.

Дверь каюты отъехала в сторону, и в коридор вышел Булгаков. Окинул Молчалина суровым взглядом, махнул рукой, мол, следуй за мной и направился к собственному офису. Иван вздохнул и поплелся вслед за начальством. Настоящая выволочка явно была впереди.

***

– Присаживайтесь Иван Сергеевич, присаживайтесь! – голос Капитана Прометея был сух до невозможности.

– Благодарю, Сергей Петрович, – отчетливо вздохнув, ответил Молчалин и сел в предложенное кресло.

Булгаков прошел к своему креслу, грузно сел и, барабаня пальцами по подлокотнику, уперся тяжелым взглядом в Ивана. На несколько секунд повисла тяжелая пауза. Молчалин снова вздохнул и сказал:

– Спасибо, Сергей Петрович, что прикрыли от Киссинджера.

– Не за что! – холодно ответил Булгаков, – Я лучше тебя сам в порошок сотру! Какого черта ты творишь, Иван Сергеевич? Почему я узнаю обо всем последним? Какого дьявола, ты лезешь, черт знает куда, без моей санкции? – все это он произнес, не повышая голоса, на одной ноте и если бы не сверлящий взгляд и арктический холод в голосе, можно было бы решить, что беседа носит сугубо мирный характер.

– Виноват! – ответил Иван, и очередной раз тяжело вздохнул.

– Я, конечно, понимаю, что у тебя Иван Сергеевич, опыта в борьбе с кораблями Системы в открытом космосе больше, чем у нас у всех вместе взятых. Понимаю, что в марсианских делах ты самый опытный и подкованный человек во всей нашей экспедиции. И просто уверен, что по прилету, ты будешь заниматься некими, скажем так, неофициальными делами. Все понимаю, но, если ты Иван Сергеевич, еще раз поставишь меня раком, либо в какую другую интересную позу, перед этим американским Алл-Кисом, я тебя расстреляю к чертям собачьим и скажу, что так и было. Вопросы есть?

– Никак нет, Сергей Петрович! – вскочил и вытянулся по стойке смирно Молчалин.

– Тогда, свободен! – Булгаков на секунду прикрыл глаза, и произошла метаморфоза, нормальный, обычный, слегка насмешливый взгляд, никаких молний и сверл, даже воздух в каюте, казалось, потеплел. – Сегодня к вечеру жду подробный отчет о боестолкновении, зашифруешь альфа-кодом, передашь лично.

– Есть! – ответил Иван и, изобразив четкий разворот на каблуках, покинул офис начальника экспедиции.

***

Спустя три часа после беседы с Булгаковым, Молчалин сидел в своей каюте и тупо смотрел в стену. Перед ним на столе были аккуратно сложены все материалы по произошедшему сегодня боестолкновению, включая компьютерный анализ всех записей камер, на предмет их подлинности. Ничего нового, ровным счетом, ничего. Иван потер лицо, еще раз взглянул на стену и резко встал, решив все же проверить одну идею. К отчету ее, конечно, не пришьешь, но может хоть у самого какая-никакая ясность появится.

Вскоре он уже входил в помещение лазарета. Там его встретил старший врач корабля Арсений Петрович Кочетов, принимавший участие в Первой Марсианской экспедиции, правда, как и остальные выжившие аполловцы, большую часть времени просидевший в ангаре, превращенном мятежниками в тюрьму.

– Здравствуйте, Арсений Петрович! – войдя, поздоровался Иван и протянул руку для рукопожатия, – Как ваши подопечные?

– Здравствуйте, Капитан! – с улыбкой ответил доктор, пожимая руку, – Да, все так же – его улыбка истаяла и сменилась озабоченностью – Ливанов в коме, и откровенно говоря, вряд ли из нее выйдет. Вроде и повреждений никаких нет, а он угасает, буквально на глазах и поделать с этим я ничего не могу. Ну, а с Гореловым сможете побеседовать утром, сейчас он спит.

– Ясно, – сказал Молчалин и на пару секунд задумался. – Вы ведь видели, как Алита лечила пациентов?

– Да, имел такое удовольствие! Это незабываемо! – широко улыбнулся Кочетов, – Как вернемся на Землю, обязательно постараюсь набиться к ней в ученики.

– Дело хорошее, – кивнул Иван, – Я хотел бы попробовать поработать с пациентами по ее методу.

– А вы сумеете? – с сомнением поинтересовался Арсений.

– Ну, в отличие от вас, доктор, я уже прошел у нее обучение, – улыбнулся Молчалин, – Так что, могу попробовать.

– Не знал, – смутился Кочетов, – Я могу присутствовать?

– Да, я как раз хотел вас попросить об этом, но раз вы сами вызвались, тем лучше, – ответил Иван. – Не будем тянуть, пойдемте. Или у вас есть неотложные дела?

– Неотложных нет, проходите! – сказал доктор и открыл дверь в палату.

Молчалин взял стул и поставил его рядом с койкой Сергея Горелого, сел и взял спящего за руку.

– Мне далеко до Алиты или Грустинина, так что это может занять довольно много времени, – сказал Иван и прикрыл глаза.

Погружение в состояние, которое марсианка называла – единением с миром, а Глеб Грустинин, состоянием всемогущества, давалось Молчалину тяжело. Но с другой стороны, оно ему давалось. Из четырех человек, которых он перед отлетом взял с собой на Луну для обучения у Городецкой, хоть что-то к концу второй недели, стало получаться лишь у одного. Да и то, он в результате остался на земле. По поводу остальных, Алита высказалась примерно в следующем ключе: «Все они могут, но они не хотят! То чему я их учу, настолько выбивается из их картины мира, что у них срабатывает защитный барьер, и они просто не хотят видеть очевидного! Либо в критической ситуации этот барьер сломается сам, либо на его снос могут уйти годы, а может быть и всей жизни не хватит. Ваня, ты выбрал не тех людей, у нас нет этих лет».