Верука Соль - Огненная Роза. Живу тобой. Книга 2

– Нет, не надо. Ты же знаешь, мне это не поможет. Просто задвинь занавеску и не сиди на пороге. Иди сюда, поближе ко мне. – Амит поманил его к себе, но Лиору не хотелось так сразу прощаться с каплями дождя.

– Давай – ка я тебя лучше горячим напою, и ты согреешься. А дождь нам не навредит, ведь это такая редкость! Разве ты не скучал по дождю?

Но Амит не повёлся на эту поэзию и зло зашипел из своего полумрака:

– Да плевать мне на эту мокрую романтику! Выражусь проще: хватит отсвечивать на пороге! Нам пока вообще нужно не высовываться. Лучше всего будет, если про нас некоторое время совсем не будут вспоминать.

Лиор обдумал последние слова друга, неохотно опустил занавесь, служившую дверью, и обернулся к Амиту. Теперь уже бывший Плектр невольно скрипнул зубами: так отстранённо, так холодно и насмешливо смотрел на него командор Нерия, пробудившийся лев.

– Вот как? И как долго ты собираешься прятаться здесь? Ну ладно. Я понимаю: ты расклеился, и лихорадка одолела. Но мы должны принять решение, разве нет? Что будем делать дальше? – Амит молчал, пряча глаза. Он знал, что только он виноват в случившемся. С самого начала до самого конца. Два года назад ему показалось, что он закончил эту несчастную историю и теперь ему остаётся только нести своё наказание, и в этом было даже какое-то странное наслаждение. А теперь вот оказалось, что он был слишком мало наказан: всё начинается сначала! Только теперь задача неимоверно усложнилась: любовь делает людей беззащитными, очень хрупкими и даже слабыми. Теперь и Рейза, и Лиор сделались очень уязвимыми: умереть проще, чем бороться за жизнь. Два года назад они оба должны были погибнуть в Замке Барона, а теперь оба должны уцелеть. Только оба. Иначе даже сама идея спасения полностью теряет смысл. А там, где появляется страх за жизнь, появляется и слабость. И у него, Амита, уже три дня тряслись руки и даже ноги подгибались от невыносимой тяжести, свалившейся на него. Он просто не знал, что теперь ему делать! То есть, «что делать» он, конечно, знал, но не знал «как». И вот смотрит на него холодными, чужими глазами его лучший друг и спрашивает, прямо и чётко: «что будем делать»? Амит тяжело вздохнул:

– Понятия не имею. И не гляди на меня так! Я ведь и правда ничего не знал… Дьявол тебя совсем задери, ну как я мог знать? – Он вдруг взорвался от злости и обиды, не в силах вынести этого холода отчуждённости. Он поднялся, стараясь подавить дрожь, и, схватившись за стену, зацепил полку с какой—то утварью и невольно обрушил всё это полезное и сильно гремящее барахло. Но сам Амит этого даже не заметил, и, всё больше предаваясь тоске, почти закричал: – За что ты со мной так? Я ведь уберечь тебя хочу, и ты должен меня понять! Я уже столько натворил, что впору бы уже удавиться, но ЭТО- ЛИЧНО МОЁ дело, понимаешь? Потому и пытался оградить тебя от этой правды… будь она трижды проклята… И ты не можешь меня судить. Ты сам поступил бы так же. Любой на моём месте поступил бы так же…

Последние слова он уже почти прошептал – силы окончательно покинули его. Амит зашатался и тихонько сполз по стенке, удивляясь, что так быстро наступили сумерки и сделалось совсем темно. Пелена застила его глаза и он легонько поплыл по чёрной реке обморока… Но река оказалась мокрой и противной, да ещё очень холодной, и он скоро очнулся. Струи дождя хлестали ему в лицо, затекли под одежду и оставляли здоровенные, мерзкие мурашки на озябшем теле. Он захотел защититься от этой мокретени, но сильные руки удерживали его, трепали и легонько встряхивали. Как будто дождя было мало! Амит разозлился и стал вырываться, а Лиор с облегчением выдохнул:

– Ну ладно, ладно, не бесись! Не хочешь мокнуть – приходи в себя поживее. Тоже мне, завёл новую моду: чуть что не по нему, так он в обмороки укладывается! А холодный, мокрый дождичек – самое лучшее средство пробуждения, да? – Он ещё раз хорошенько встряхнул вялого друга, и тот окончательно очнулся. Амит зарычал на бесцеремонного наглеца и попытался отпихнуть его, но надоедливый верзила только засмеялся и крепче прижал хрупкое тело чародея к себе. – Вот теперь я вижу, что ты очухался. Вернёмся в хибару, или ещё погуляем?

Лёгкая волна медиата на мгновение оглушила его, но он тут же оправился и, встряхнув головой, как настоящий лев, подхватил Амита за талию и одним рывком втащил друга в хижину. Через несколько секунд бедолага уже лежал на тощем тюфяке под грудой разного тряпья и, стараясь согреться, удивлялся, что тут оказалось столько всего: и покрывала, и шкуры, и холстины какие-то… Знать, со всего поселения сюда ветошь стаскивали, вроде как в мусорный кулан: и уже всё это не нужно, да рука выкинуть не подымается… Но с каждой минутой ему делалось всё теплее, лихорадка начала отступать. Ну самогон из фляги Мелькарта тоже помог, конечно… Мысли Амита тут же обратились к Мелькарту и сделались похожими на виноватую собаку: хвост зажат между задними лапами, жалостливые глаза стыдливо опущены и вместо слов – тихое поскуливание… Амит даже тихонько засвистел носом по собачьи, представляя, как посмотрит в глаза кабиру. Брови Лиора в изумлении поползли вверх:

– Ох, знать и правда ты круто головой приложился! Ты меня пугаешь, несносное создание!

Тон его снова сделался дружелюбным и тёплым, как обычно – гнев его прошёл. Амит улыбнулся и, всё ещё размышляя о предстоящем неприятном разговоре с Мелькартом, выпростал руку из под груды покрывал и протянул её дорогому другу. Тот бережно сжал его пальцы и недовольно пробубнил, обтирая какой-то тряпкой мокрое от дождя лицо Амита:

– Вот чего я никак не могу понять, так это почему ты не хочешь как-нибудь полечить самого себя.

– А как бы я мог это сделать? Я ведь не умею лечить!

– О как! Ну мне-то не вкручивай! Я прекрасно знаю, как ты умеешь исцелять.

– Да, исцелять умею, а лечить – нет. Это всего лишь магическое шарлатанство да плюс массаж, и всё.

«Магическое шарлатанство…» Лиор хмыкнул, с сомнением покачивая головой. Отчасти это было правдой: порошки, что Амит засыпал в глотки нуждающихся, он покупал у бродячих торговцев, а мази частенько намешивал сам из чего попало: лишь бы не очень воняло и мазалось ровненько, без комков. Баранье сало, шафран да щепотка чего-нибудь бодрящего,

опьяняющего, и варево готово. Пользы, конечно, во всех этих снадобьях не было ни капли, но так он мог скрыть истинную природу своего целительства. Ну а поскольку сам почти никогда не болел, то и лечиться не умел. Но удивляло Лиора вот что: почему за столько лет Амит так и не попытался по-настоящему освоить науку врачевания? Ведь всё, что ему было нужно, так это покопаться малость в мозгах настоящих докторов и выучить то, что знают они. Травок целебных можно надрать где угодно, да и минералы всякие так и валяются под ногами; ну опять же торговцы в помощь… Ведь можно было бы упростить свою задачу и не тратить драгоценную силу медиата, не изводить себя, не истощать тело и душу! Каждый раз, когда Амит исцелял какого-то особенно тяжело страдающего больного, он словно и сам начинал таять, угасать. Это было слишком тяжело для него, но изо дня в день, в течение многих лет он снова и снова наказывал себя за совершённые преступления, снова и снова искупал свою вину. С годами это служение стало смыслом его жизни и он уже не представлял себе, что мог бы отказаться от всего и жить беззаботной, богатой жизнью избалованного сибарита. Он научился помогать несчастным, страдающим людям, и ему и правда нравилось делать это. Но цена была высока: в самых трудных случаях он так выжимал себя, что ему самому потом нужна была помощь. Вот и теперь он никак не мог оправиться от переутомления. В тот день, когда они наконец-то встретились с «Воинами Справедливости» и ввязались в безумное побоище с рефаимами, Амиту пришлось лечить сразу столько раненых, что он сам чуть не помер от усталости. Потом ещё пришлось заниматься застарелыми болезнями местных поселенцев, и он за пару дней стал всеобщим любимцем, таким милым, таким отзывчивым и почти всесильным… И полумёртвым от истощения. Мелькарт и Лиор, конечно, подзаправили его, но вот опять всё пошло вкривь и вкось. Лиор просто не знал, что теперь делать. Лечить этого красивого мошенника некому, а обычный способ тут мало чем поможет. Слишком много всего навалилось. Последние две недели оказались совершенно безумными, но, похоже, это только начало. Лиор старательно прогонял самые главные тревоги, и думать не хотел о Рейзе. То есть нет, не так. конечно, хотел, но боялся. До одури боялся думать о том, что нужно делать, что может случиться и о том, как вообще всё могло бы быть. Если бы они… то есть если он, Лиор, и Рейза… Нет, это слишком громадно, совершенно запредельно; это уровень Богов, а не командора без армии. Он покачал головой, споря с собственными тайными желаниями: нет, это не возможно! Такое только в старинных сказках случалось, а в этой поганой реальности – смерть есть самая всесильная сука, разлука вечна и тоска неодолима. Вот так то.