Сергей Синякин - Ветеран Армагеддона

Поэтому совсем не удивительно, что покойный царицынский поэт Иван Спирин себя в Раю проявил.

Ходили слухи, что он до самого архангела Михаила дошел.

Тот Ивана Спирина выслушал, подумал и благосклонно кивнул.

– Союз так Союз. Только чтобы без резни!

Идея обрела плоть и кровь, под знамена Ивана Спирина начали собираться поэты. Собирались в основном те, кто на Земле многого не достиг и в Раю им особо не светило. Надо сказать, что среди них Спирин засверкал ограненным бриллиантом. Нет, не в смысле поэзии, в смысле высокого предназначения. Ясно уже было, что руководить райским Союзом поэтов станет именно Иван.

Сам Спирин ходил загадочный, к делу и не к делу намекал, что у него на верхах все схвачено, к Самому, мол, запросто вхож, а архангел Михаил его амброзией угощает. Было так или Спирин немного по обыкновению своему хвастал тем, чего и в помине не было, небеса умалчивают.

Административная работа кипела.

Прямо все по жизненной песне, хоть и с маленькими изменениями: «Скончались мы, чтоб сказку сделать былью!»

Лютиков этим кипением не обольщался, ему еще с прижизненных времен было хорошо известно, что если вокруг такое кипение начинается, значит, конец всему уже не за горами.

На Земле, когда Лютиков живой был, тоже все так начиналось. Под сладкий лепет мандолины и экзальтированные речи ставропольского комбайнера все кипело и кружилось. Перестройка шла полным ходом, не прошло и семи лет, строители нового светлого будущего растерянно огляделись и увидели, что застрельщик хоть и не на коне, но весь в белом, а они вместе с остальными по уши в дерьме.

Как говаривал один знаменитый разведчик, на досуге сочинявший афоризмы: «Исторические оптимисты довели окружающее до такого состояния, которое пессимистам не снилось даже в кошмарных снах».

Поэтому и в Раю Лютиков не особо обольщался. Он хорошо помнил старинное китайское проклятие: «Чтоб ты жил в эпоху перемен!»

Сам Спирин регулярно забегал к Лютикову, заманивал перспективами и упрекал товарища в инертности и безверии. «Мы умерли, чтоб сказку сделать былью! – кричал Спирин, плеская в свой стакан лютиковский коньяк. – Старик, очнись, будь поэнергичней, и ты увидишь еще небо в алмазах!»

Слова Спирина напомнили Владимиру Алексеевичу, что давно он уже не был у Бездны на краю.

Бездна продолжала жить своей непостижимой жизнью.

Разноцветными нитями вытягивались в черных просторах таинственные туманности, помигивали далекие звезды, и, глядя на скопления их, Лютиков с неожиданным ужасом подумал: неужели и демиурги, живущие у звезд, стремятся к единению? А если нет, то чем можно объяснить скопление звездных миров в Плеядах, Гиадах или, скажем, в созвездии Геркулеса? И что творится в Центре Галактики? Не энергичный ли демиург, подобный Спирину, там царит?

У Бездны на его вопросы не было ответа.

Только слышно было, как в непостижимых галактических просторах кто-то сумрачно бормочет: ур-рра-циоррр!

Все бы хорошо, но Лютиков постоянно помнил, что кроме Рая существует и Ад. Про Преисподнюю он знал в основном из книг. Данте там, Мильтон, да мало ли было тех, кто писал о той стороне медали, которую не только церковь, но и вполне неверующие люди старались оставить в тени, как обычно поступают с человеческими пороками и недостатками при жизни. А эти все выставляли напоказ. Особенно интересно было читать старинные книги, в которых живописались адские муки.

Собственно, из такой литературы и сформировались взгляды Лютикова на Преисподнюю. Голод, холод, жажда, зловоние, сера и смола, скрежет, разумеется, зубовный. Ну, и работа, конечно, непосильная. Все, как у нас, только масштабы совершенно иные.

А откуда другим взглядам было взяться?

Это только в конце жизни Лютикова начали происходить необычные вещи – проститутки, которых раньше называли гулящими женщинами, начали организовывать профсоюзы, гомосексуалы организовываться в клубы по интересам, жулики легализовались и стали создавать предприятия, которые не только отнимали у окружающих принадлежащие им деньги, но делали это с веселым размахом и не лишали граждан известной веры в будущее, а политики вообще стали путать свое занятие с публичным домом, но только порой никак не могли сообразить, отдаваться им за деньги или по бескорыстной любви?

А тогда все негативные явления, имеющиеся в нашей жизни, общественностью категорично отметались, а попы о таких явлениях говорили кратко: адское порождение, истинно Вельзевуловы создания и гореть им когда-то в Аду.

Вот этот самый Ад и поражал воображение Лютикова.

Раньше он как думал? Вот умрешь, посмотрят на тебя со стороны и скажут: ну что такому делать в Раю? С нормировщицей жене изменил? Кумиров себе в лице руководства Союза писателей, а тем более в лице Антона Дара и Николая Карасева сотворял? Варенье в детстве воровал? Приписки с заводским начальством делал, и премии за эти приписки получал? Сразу три греха – опять же в отношении кумиров нарушал господние заповеди, воровал и маммоне поклонялся! Пожрать любил? Ясное дело, не Тримальхион, но грех чревоугодия все-таки имел место. Жена три раза за жизнь на аборт ходила, следовательно, дружок, к нарушению еще одной заповеди хоть косвенное касательство, а имел. Да если по совести, нет таких заповедей, которых бы Лютиков при жизни не нарушил! И что же он за все это получил? Райское блаженство он за это получил и возможность после смерти писать стихи.

И Лютиков старался.

Тем более что муза ему в этом помогала по мере своих сил и возможностей. Нет, если говорить честно, то возможности у нее были скромные. Махать руками на анапест и на ямб и Лютиков бы сумел, наука нехитрая. Кто бы его научил образы выстраивать и метафоры огненные сочинять! Классику Лютиков знал лучше музы Нинель, но ведь кто поймет душу женщины, пусть даже и с крылышками. Была бы Нинель бесплотной музой, Лютиков и возражать бы не стал. Ах, кабы бесплотной она была! Но в том то и дело, что бесплотность эта была лишь на пергаментах у греков, а не в жизни загробной. Может, греки потому и помалкивали, что всю правду о музах знали!

Вот давайте с вами возьмем обыкновенного мужика и положим его в постель с красивой женщиной. Думаете, он к ней приставать не начнет? Если не начнет, то, значит, он необыкновенный мужчина или просто женатый мужик, который семейных скандалов боится. А может быть, супермен или импотент. Оставим определения, не будем обижать людей. Каждый читатель, мужчина он или женщина, может представить себе описываемую ситуацию. Причем сразу с обеих сторон, поведение которых мудрый вождь пролетариата Владимир Ильич Ленин оценил, как революционную ситуацию. Он для общества определял, а все оказалось верным и для такой общественной ячейки, как семья. Ну сами прикиньте, что в семье произойдет, если верхи своевременно не смогут или низы одной прекрасной ночью не захотят? Революция произойдет не хуже Октябрьской!