Роберт Джешонек - Боязнь дождя

И еще меня охватывает печаль, потому что я невольно думаю о том, что этот человек, который умеет творить нечто столь прекрасное, умрет раньше, чем закончится ночь.

Мистер Флад размораживает дождь вокруг нас щелчком пальцев, и мы вдвоем бредем по Маркет-стрит к Вайн-стрит. К тому времени, когда мы добираемся до лестницы в конце Вайн-стрит мне так сильно хочется в туалет, что я готова намочить трусики… но у меня хватает ума не спрашивать, можно ли сходить до начала наводнения.

Мы поднимаемся наверх по бетонным ступенькам, на пешеходный переход над скоростной автострадой. Пока мы идем над автострадой, которая огибает центр города, я радуюсь, что над переходом есть крыша и я избавилась от дождя хоть на несколько минут.

На другой стороне мы идем по мосту над мутной, бурой речкой Стоуникрик. В конце его входим на маленькую станцию, и мистер Флад покупает билеты на фуникулер с самым крутым уклоном в мире.

«Уклон», как его называют все в городе, напоминает крытый вагончик, который бегает вверх и вниз по железнодорожным рельсам. Наряду с тремя наводнениями «Уклон» представляет собой заявку Джонстауна на славу, хотя он ее и не заслуживает, если хотите знать мое мнение.

— Ну и буря у нас сегодня, — замечает старик, который продает нам билеты. — Льет, как из ведра.

— Я слышал, скоро начнется всемирный потоп, — отвечает мистер Флад.

— Возможно, неплохая мысль — забраться повыше этим вечером, — говорит продавец билетов, показывая большим пальцем на вершину холма. — Комментатор погоды по радио призывает не беспокоиться, но мои ревматические колени говорят совсем другое.

— Согласен с вашими коленями, — подмигивает мистер Флад.

Мы с мистером Фладом забираемся в пассажирский вагончик. Пока вагончик поднимается вверх по рельсам на холм, мы оба стоим у окна и смотрим на мокнущий под дождем город, открывающийся перед нами.

Джонстаун выглядит так же, как почти в любую другую ночь года. Дождь — это единственное, в чем здесь не испытывают недостатка.

Только это не делает его таким уж чистым. Мне кажется, город был гораздо более грязным в старые времена и должен был стать чище после того, как в восьмидесятых годах закрыли сталелитейный завод. Но если вы спросите меня, он до сих пор всегда выглядит так, словно покрыт мутной пленкой. Похоже, дождь не может смыть этот нижний слой сажи, который прилип ко всем строениям, жилым домам, деревьям и улицам еще в начале столетия.

Конечно, если после сегодняшнего дня в городе ничего не останется (кроме собаки Морли), эта жирная сажа наконец будет смыта. Если только не поднимется в воздух, а после не опустится и не прилипнет к тем новым зданиям, которые построят после потопа… Насколько я знаю Джонстаун, это вполне вероятно.

Когда мы оказываемся на середине склона холма, мистер Флад толкает меня локтем и показывает налево и вниз. Я не совсем понимаю, что он отыскал, пока он не объясняет.

— Старый каменный мост, — торжественно произносит мистер Флад, обнимая меня рукой за плечи. — Восемьдесят человек погибли из-за обломков, которые вода прибила к нему в 1889 году. Люди сгорели заживо, когда этот мусор загорелся. Погибли в пожаре, но из-за наводнения.

Я уже слышала эту историю, однако не могу представить себе подобную картину. Вижу только железнодорожный мост над рекой и скоростную автостраду на краю центра города. Обыкновенный на вид мост, под которым я бывала миллион раз.

Мистер Флад сжимает мое плечо.

— Сегодня этого не случится, — заверяет он. — Они всего лишь утонут. Милосердная смерть. Мирная смерть.

Когда он это говорит, я думаю о моих маме и папе, которые утонули, когда внезапное наводнение смыло мост под их машиной. Жаль, но мне не становится легче от мысли, что они умерли мирно. К сожалению, я считаю, что мистер Флад полон завиральных идей на этот счет.

Иногда я не могу его понять. Вот человек, который собирается убить Бог знает сколько людей в так называемой природной катастрофе и при этом хвалится тем, что не желает сжигать их в пожаре.

И самый ужасный вопрос: чем я лучше? Мне невыносима сама мысль о гибели родителей, но вот я готовлюсь помочь убить еще сотни или тысячи людей точно таким же образом.

Все это ради благого дела, по словам мистера Флада. Как он сказал возле собаки Морли: мы спасаем Джонстаун, разрушая его. Он утверждает, что гибель людей — это цена, которую мы платим, чтобы защитить любимый город от безумия остального мира.

Было бы славно, если бы я могла во все это поверить, как верит он. Было бы легче, если бы я могла убедить себя, что его безумие меньше его могущества, что я соглашаюсь на всю эту затею с наводнением по собственной воле. А не просто потому, что не хочу подводить его.

Было бы еще лучше, если бы я могла сказать, что мысль о намерении утопить всех этих людей тревожит меня больше, чем мысль о том, что сегодня вечером умрет один-единственный человек.

Человек, который вырастил меня после смерти родителей. Человек, который обучал меня, и дал мне силу, и научил меня ею пользоваться. Человек, чье место я должна занять сегодня вечером, точно так же, как он занял место своего предшественника.

Мистер Флад.

Забавно, потому что наши с ним отношения похожи на любовь-ненависть. Он никогда не позволял мне жить своей собственной жизнью. Он все время принуждал меня, принуждал с самого первого дня, изучать «семейный бизнес» и стать его преемницей.

Но он никогда не обижал меня. Я ни в чем не нуждалась. Я совершенно уверена: он обращался со мной, как обращался бы с собственными детьми, если бы они у него были.

И есть еще она причина, почему я не хочу видеть, как он умрет.

Если быть до конца честной, то, кроме него, у меня никого нет.

Дождь барабанит по крыше вагончика сильнее, чем прежде. Пока мы поднимаемся к верхней станции и к району Уэстмонт на вершине холма, меня охватывает ужас при мысли, что нужно будет выйти под ливень.

Мистер Флад взмахивает тростью и стучит раздвоенным кончиком по окну. И тут же вспышка молнии освещает город, словно мгновение дневного света сминает темноту, переместившись назад во времени из завтрашнего утра.

Не то чтобы завтрашнее утро выдалось для Джонстауна таким уж радостным.

Вдалеке гремит гром, и мистер Флад смеется. Он снова стучит тростью, и опять вспыхивает молния.

— Вода, вода повсюду, — говорит он. — И ни у кого нет ковчега.

Он сдергивает с моей головы капюшон и взлохмачивает волосы, он новыми ударами трости вызывает молнию и гром, а я задаю себе вопрос.

Я задаю себе вопрос, стану ли такой же сумасшедшей, когда доживу до его лет.

И я думаю о том, какой будет жизнь без него после этого вечера.

Ливень хлещет потоками, пока мистер Флад ведет меня от станции наверх, на вершину холма. Ветер бросает в лицо плотные струи, и кажется, будто на нас выплескивают одно за другим ведра воды.