Павел Шумил - Дом Командора

Мириамочки относились к ней настороженно. Разумеется, они попытались проверить её на вшивость при первой же встрече, залезли к ней в очки. Больше они этого не делали. Фрейя схватки не приняла, не стала ломиться в мозги сестрёнок. Она через одной ей известную дыру влезла в сеть, и отключила от сестрёнок все окружающие компы. Было много писка.

Фрейя, как все, прятала сенсо в дальний карман, едва оказывалась на борту космолёта. Но сейчас, принимая через очки, а также собственными глазами и ушами потоки сразу четырёх веток обсуждения, тут же транслировала их через сенсо на экраны в виде обработанного и структурированного текстового протокола, с графиками и иллюстрациями. И, в общем, дирижировала коллективным потоком сознания: остальные присутствующие то и дело сверялись с её записями.

Уголёк первой заметила Командора, и скользнула к нему.

— Что тут делается? — осторожно спросил тот.

— Ничего особенного. Ты снова выпал из времени и выдал идею в старом «синтаксисе и пунктуации». Уже разобрались. Это слева. По центру Фарман пытается грохнуть черную дыру. Энергетики справа обсуждают идею Фарлана.

— А почему такой шум?

— Карапет с Фарманом уже полчаса воюют…

— Идея чья, Фармана? — Командору показалось, что он не правильно расслышал.

— ФарЛана. Фарлик, сын Болана.

— А-а… — Командор наконец-то вспомнил, чем занимались драконы и ящеры два месяца назад по его биовремени и двенадцать часов назад — по своему. Оглядевшись, он заметил в толпе драконов троих ящеров. Фарлан увлечённо крутил головой, две тётушки прикрывали его с боков. Чтобы драконы ненароком на хвост не наступили.

— Сколько ему лет? — спросила Уголек.

— Да большой уже. По нашим меркам — взрослый, по человеческим — почти юноша. А как у ящеров, не знаю. Подросток, наверное. Сейчас вот астрономией увлекся, что завтра будет, и сам не знает.

— Что-то серьёзно для увлечения. Сразу на галактический уровень.

— Сын Болана. Не нравятся ящерам наши технологии. Решили, что неэкологичны. Помнишь, мы предлагали им заодно омолодить их родную планету? Закинуть лёд обратно в мантию, подогреть ядро. Отказались.

— Помню. Слетали на Зону, посмотрели — и отказались. «Непредсказуемые последствия для экологической обстановки».

— Я бы тоже отказался. Им только сотни действующих вулканов не хватает.

— Значит, ты их понимаешь лучше меня.

— А станции придётся строить. Боланоиды правы: мы слишком завязаны на Квантор. Случись ещё один «бум» в самое неподходящее время, могут быть проблемы с энергией.

— Энергии у нас хватит. Пиковой мощности может оказаться мало.

— Вот и построим ещё по одной станции на сектор. Вы только определитесь с технологией.

Всё бы хорошо, но Фарман (тот ещё «старик») опять валял дурака. По его теории, масса вещества, падающего в чёрную дыру по касательной, сохраняла момент вращения, и, из-за бесконечно малых размеров ядра чёрной дыры, этот момент приобретал бесконечно большое значение. Если удастся преобразовать в напряжение пространства достаточно большую массу ядра черной дыры, то дыра разлетится на куски с докритической массой. Из дыры образуется шаровое звёздное скопление.

Едва ли он двигал эту теорию всерьёз — уж слишком много в ней дыр. Но на всякий случай Командор послал ему на очки приватное сообщение «Помни о Квампе!». Фарман на время притих.

Тут Командора и заметили. Как он и опасался, вопросов избежать не удалось. Но, как всегда, удалось выкрутиться. Выдав краткое, но окрыляющее напутствие («И, рептилии летучие, запомните, наконец, что ценность результата определяется не ценностью сожжённого оборудования! Ещё раз увижу, что потратили сто массограмм энергии там, где и одного много, будете своими лапами вертеть генераторы!») Командор напоследок глянул значительно в сторону Фармана, и, сославшись на назначенную встречу, откланялся.

Даниил Логовенко проснулся. Белый потолок, голые стены, две желтые, две синие. Цвета сочные, насыщенные. За окном — голубое небо, яркое солнце и ослепительно-белые облака. Само окно — просто прозрачный квадрат на стене. Рядом, надо полагать, дверь. Двухметровый прямоугольник с рисунком фактуры под светлое дерево, и круглая дверная ручка.

Встал, завернулся в легкое одеяло, огляделся. Из мебели — только кровать и стул. Небогато — два предмета на двадцать пять квадратных метров. И те выполнены в стиле функционального примитивизма. Просто хитро изогнутые листы прозрачного пластика. На стуле — одежда, рядом — черные, то ли резиновые, то ли кожаные сапоги с тиснением под крокодилову кожу. Нет, скорее под чешую.

Даниил хмыкнул. В одежде он распознал свою. Но где сандалии?

Сандалии нашлись под кроватью. Точно под центром, так, что рукой не дотянешься. Надо понимать, намек.

Быстро оделся, надел сапоги, еще раз оглядел комнату. Ничего лишнего — ни в мебели, ни в обстановке. Даже стола нет. Закрыл глаза, напряг чувства. Ни электрической, ни электромагнитной активности на двадцать метров вокруг. Дальше — биополе, отдаленно напоминающее поле стада коров-бройлеров. Мощное, активное, достаточно компактное. Пожалуй, даже слишком мощное. И рядом немного электрики. Естественного фона техносферы не ощущается. Только где-то, за сотни километров слышны грозовые разряды. Даниил еще раз хмыкнул и напрягся. Сандалии с легким шуршанием проползли по полу и заняли положенное место рядом с кроватью.

Подошел к окну. Метров на двадцать от дома трава аккуратно подстрижена, словно лужайка для гольфа. Дальше — по пояс. Резко, без перехода. В отдалении — роща то ли карликовых пальм, то ли огромных папоротников.

— Интересно, что я здесь делаю? — вслух произнес Даниил и подождал секунд пять. Никто не отозвался. В очередной раз хмыкнув, Логовенко подошел к двери и взялся за ручку. Дверь открылась легко, со слабым чмокающим звуком. Вышел наружу, оглянулся на дом. Такие домики дети рисуют. Белый параллелепипед пять на пять на три метра в высоту. Крыша… Представьте лист бумаги, который пополам согнули и накрыли им коробку. Тот же стиль функционального примитивизма, что наблюдался в мебелировке. Ни одной лишней детали. Все углы в конструкции или прямые, или сорок пять градусов (у скатов крыши).

Домик располагался на краю поля для гольфа. А может, это футбольное поле. На юге виднелась роща, с остальных сторон — бескрайняя степь, уходящая за горизонт. Может, сельва, может, буш — в таких тонкостях Логовенко не разбирался.

— Странноватенько, — произнес он и направился вокруг домика туда, где ощущал электрическую и биоактивность.

За домиком открылся пляжный зонтик. Самый обычный с виду, только никак не меньше пяти метров в диаметре. Под ним стояли два пластиковых кресла, круглый столик на одной ножке и переносной холодильник. Самый обычный по виду, даже с ручкой для переноски сверху. Только габариты — два на три на два с половиной в высоту. И дверцы — сбоку, как ворота гаража. Чуть подальше на газоне лежала зеленая чешуйчатая туша. Лежала она на спине, расстелив по траве огромные крылья, скрючив лапы, и чем-то напоминала кота, решившего позагорать. Тушу можно было принять за крылатого динозавра, но потертый кожаный пояс с кармашками и зеркальные очки на морде почему-то наводили на мысль о спортсмене на отдыхе.