Роберт Хайнлайн - Не убоюсь зла

Robert A. Heinlein

I WILL FEAR NO EVIL

Copyright © 1970 by Robert A. Heinlein

All rights reserved

© Ю. Ю. Павлов, перевод, 2019

© С. В. Голд, предисловие, послесловие, 2019

© Е. М. Доброхотова-Майкова, примечания, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

Третья мировая война встряхнула американское общество. Внезапно наступивший мир многие восприняли как второй шанс и постарались использовать его, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. И некоторым это удалось – социальные лифты заработали, но длилось это недолго. Власть, вкусившая прелести чрезвычайных (и чрезвычайно эффективных) методов управления военного времени, не спешила с ними расставаться. Демократия эволюционировала, но, как оказалось, в своей высшей и последней форме она мало чем отличается от диктатуры. Власть концентрировалась и специализировалась, она больше не лезла во все сферы жизни, ограничившись управлением в ключевых точках промышленности, финансов и соцобеспечения. Все остальное было отпущено в свободное плавание. Последние десятилетия своего существования Америка наслаждалась свободой. Были легализованы наркотики, отменено обязательное образование, а соблюдение законов контролировалось лишь в зонах анклавов, где проживали специалисты, обеспечивающие поддержание статус-кво. Население свободных зон было предоставлено самому себе – миллионы праздных потребителей соцпакетов участвовали в жизни страны лишь раз в четыре года, приходя на избирательные участки (если, конечно, не находили себе занятия поинтересней). Большинство из них не умело ни читать, ни писать. Единицы, пройдя жесткий отбор тестов, могли претендовать на какое-то образование. Остальные ограничивались «практическими курсами», где учили только считать и пользоваться общественными терминалами, а затем свободно выбирали между пожизненным пособием и какой-нибудь неквалифицированной работой.

Несмотря на строгое нормирование продуктов (мясо исчезло из обычного рациона и превратилось в предмет нелегальной торговли), никто не умирал от голода, напротив, начало нулевых годов XXI века осталось в памяти временем изобилия и успехов. Казалось, новые технологии вот-вот подарят всем счастье, покой и процветание. Медицина победила большинство болезней и билась над продлением жизни. Первая лунная колония готова была принять избыток населения, на Марсе был запущен процесс терраформирования, который должен был снизить демографическое давление в перспективе на сотни лет вперед, а проект на Ганимеде обещал закрыть продовольственный вопрос навсегда. Америка с головой окунулась во вторую Эпоху Джаза – время всеобщего, немного нервного веселья, словно пыталась воплотить в жизнь лозунг полувековой давности – «секс, наркотики, рок-н-ролл» (альтернативные варианты прилагаются).

В ретроспективе легко разглядеть причины последовавшей за Эпохой Джаза катастрофы. Понятно, что куда проще вырвать из одних рук и передать в другие централизованную власть, чем подмять под себя децентрализованную систему. Понятно, что электорат, не умеющий читать и писать, легко поддается влиянию не только официальной пропаганды, но и вообще любой пропаганде, особенно религиозной. И наконец, все знают, что Древо Свободы требуется время от времени поливать кровью героев, и если в критический момент окажется, что герои отправились осваивать Марс или устраивать жизнь на Луне, то «у меня для вас плохие новости, ребята». Но до выборов 2012 года и даже несколько лет спустя такие мысли мало кому приходили в голову – люди наслаждались свободой и вкушали те радости, которые были им доступны. Они жили одним днем, не осознавая перспективы и не задумываясь о ней. Словно старик, переживший все отмеренные ему сроки, радуется последним теплым лучам солнца в приближении заката.

Комната была старомодная, в барочном стиле 1980-х годов, но роскошная и очень просторная – широкая, длинная, с высокими потолками. У окна с регулируемым пейзажем стояла автоматизированная больничная койка. Чтобы не портить интерьер, ее частично скрыли великолепной китайской ширмой. В сорока футах от койки расположился столь же чужеродный стол для заседаний. Во главе его стояло инвалидное кресло с системой жизнеобеспечения, от которого к койке тянулись трубки и провода.

У кресла, за мобильным стенографическим столиком, оборудованным микрофонами, пишмашинкой-диктофоном, часами-календарем, пультом управления и прочими принадлежностями, сидела очень красивая девушка.

Она держалась как образцовая незаметная секретарша, но одета была по последней экзотической моде, «половина на половину»: правое плечо, рука и грудь в черном трикотаже, левая нога в алом чулке. Завершали образ двуцветные трусики с оборкой и сандалии – черная на левой ноге, алая – на голой правой. Кожа была расписана теми же цветами – черным и алым.

С другой стороны от кресла стояла немолодая женщина в халате медсестры и белых чулках. Она внимательно следила за датчиками и пациентом в кресле, не обращая внимания на все остальное. За столом расположились чуть больше десяти человек, одетых словно зрители на скачках: стиль, принятый у пожилых управленцев высшего звена.

В инвалидном кресле сидел древний старик, которого, если бы не живые неугомонные глаза, можно было принять за плохо забальзамированный труп. На лице ни следа косметики – никакой попытки скрыть ужасающую дряхлость.

– Упырь, – тихо произнес старик, обращаясь к одному из мужчин за столом. – Парки, малыш, вы самый настоящий жадный упырь. Отец не учил вас, что невежливо хоронить человека, пока тот не откинул копыта? У вас вообще был отец? Юнис, сотри последнюю фразу. Итак, господа, мистер Паркинсон предлагает мне добровольно уйти с поста председателя совета директоров. Кто еще за? – Старик сделал паузу. – Ну как же так? Парки, кто из ваших дружков поджимает хвост? Вы, Джордж?

– Я здесь ни при чем.

– Но были бы рады проголосовать за. Без поддержки вопрос не будет поставлен на рассмотрение.

– Я отзываю свое предложение.

– Поздно, Паркинсон. Вопрос можно исключить из повестки дня только по общему согласию, высказанному явно либо подразумевающемуся. А если есть хоть одно возражение – и я, Иоганн Себастьян Бах Смит, возражаю, – то ничего не поделать. Я придумал это правило, когда вы еще пешком под стол ходили. Однако, господа, – Смит оглядел собравшихся, – у меня есть для вас новости. Как вы наверняка знаете из доклада мистера Тила, все наши подразделения работают успешно, а «Морские фермы» и «Общеобразовательные учебники» – более чем успешно. Поэтому мне самое время уйти на покой.