Валерий Вотрин - Гермес

Новоиспеченный Архонт, существо тщеславное и себялюбивое, бен Кебес, сидя в своем огненном мире, наслаждался осознанием безмерной власти и своею избранностью. Второй из всех Детей Нуна, он был избран князем мира, и его вовсе не смущало то, что для другого носило бы название «на вторых ролях». Он совсем об этом не думал, ему это даже не приходило в голову. И совсем не думал он о хождении по костям своих предшественников, плясках на могилах и прочих тому подобных неприятных вещах. Кебес даже гордился тем, что друга его Сутеха провозгласили Сатаной, втайне завидуя ему, да и как не завидовать, коли почетно это в глазах Семей Горы и Детей Нуна, почетно олицетворять собой геройство и отвагу — пойти против Осириса, быть Тифоном. Всяк захотел бы такой участи, но далеко не каждому дано удостоиться ее, ибо не хватит ему воли и дерзости. Так думал он.

Бен Кебес любил крокодилов, резкий запах благовоний и все, что связано с огнем. Поэтому его мир прихотливо и странно сочетал в себе эти привязанности своего хозяина, сливая воедино противоположное и отбрасывая всяческие установления. Геральдическими цветами его мира были красный и желтый. Геральдическим зверем — крокодил. Стихией — огонь. Символом — вертикальный столп, опора, и лестница. Здесь были вулканы и реки лавы, непрестанные пожары озаряли небо колышущимся, набатным сиянием, а треск, вой, бушевание изменчивой стихии наполняли воздух. Олицетворением этого дикого мира был его хозяин, бен Кебес.

Таким его Мес и застал — в ореоле кружащихся искр, посреди лавовых потоков, в которых сновали и плавали гигантские и невозможные огненные крокодилы, под небом цвета алого пожарища. Здесь не было ничего, кроме возносящихся к закручивающемуся в свиток небу желтых столбов с редкими настилами перекрытий того же цвета и лестниц, спешащих все к тем же небесам. Эти грандиозные конструкции тянулись до самого горизонта и производили впечатление чего-то фатально недоконченного, будто те, кто строил их, бросили свое дело на полпути и разбежались — то ли из боязни, что все это обрушится им на головы, то ли из-за страха поджариться до времени или закоптиться в смрадном дыму. Мес с любопытством начал осматриваться, но потом бросил: конструкции были утомительно однообразны. Полезнее было отыскать самого хозяина этого огненного долгостроя.

Его Мес нашел очень быстро. Нашел по дружному хору песнопений, доносящемуся с одной из площадок высоко наверху:

«Ты, который стал царем мира, священный крокодил, тебе мелок стал Нил, и ты вздыбился, праведный, и пожрал в великой спеси своей мировые светила, и златую колесницу Ра, и млечный серп Хонсу, ты, который, землю ногами попирающий, небосвод локтями распирающий, волосами звезды сметающий, стал царем мира, крокодил великий!»

Мес криво ухмыльнулся и начал по лестнице, скользкой от жирного нагара, подниматься наверх.

Сам бен Кебес с довольной улыбкой сидел на массивном, но топорно слаженном троне и внимал хору. Мес преодолел последнюю ступеньку довольно крутой лестницы и теперь стоял перед ним. Кебес уставился на него.

— Привет, Себек, — сказал Мес. Хор заголосил, пытаясь его заглушить, но Мес сказал:

— Заткнись, хор! — и хор заткнулся.

Кебес не был раздосадован такими поворотом дела.

— И впрямь, — произнес он, — хор сейчас не нужен. Он требуется мне в послеобеденные часы, для лучшей усвояемости пищи. Привет, Тот!

Под Месом оказалось легкое потрепанное кресло для посетителей. — Просто уясни себе одну вещь, — с улыбкой, как-то не вяжущейся с его страшным, изборожденным складками-морщинами, темным лицом, промолвил Кебес, — уясни себе, что ты — всего-навсего посетитель, гость, может быть, даже проситель, а я — Архонт!.. Ну так, о чем ты собирался вести разговор, Тот?

Мес добродушно засмеялся, хотя все его нутро перевернулось от подобной наглости.

— Как к лицу тебе этот трон, Себек!

— О, ты уже льстишь! Это хорошо — ты, сын великого, льстишь мне. Хорошо

— и забавно.

Мес убрал улыбку со своего лица — и вышло это, как он и предполагал, очень резко и неприятно, напрочь смело весь эффект, напущенный его давешними угодливыми словами.

— У горькой пилюли оболочка всегда сладка, — сухо и желчно сказал он. — Сердцевина же ее до такой степени омерзительна, что нутро не принимает ее и всеми силами старается вытолкнуть обратно.

— О чем это ты? — встревожился бен Кебес. — Ты пришел с миром?

Мес мановением своего жезла растер его слова в пыль прямо в воздухе.

— Я весьма раз застать тебя, Кебес, в добром здравии, — ответил он. — Но я и изумлен, ибо не ожидал застать тебя в добром здравии, а ожидал скорее узреть твое тело подвешенным за шею к одному из этих стропил.

Кебес задрожал — от великого гнева.

— Подожди дрожать от великого своего гнева, — остановил его Мес. — Сейчас с языка моего сорвутся слова, кои ты сильно не полюбишь. Потому что они — правда, Себек. Так вот, слова мои — бич, слова мои — жало, но ты подожди взъярятся и постой метать молнии, а лучше выслушай, ибо я скажу вещи хоть и неприятные твоему тщеславию, но по прошествии некоторого времени любезные разумению твоему.

— Я не стану тебя слушать, — проревел Кебес.

— Станешь, — успокоил его Мес. — Еще как станешь! Друг ли тебе Сет?

— Да, — неожиданно для себя с горячностью утвердил его слова Кебес. — Да, он друг мне.

— А почему ты так думаешь?

— Стараешься дружбу нашу разрушить?

— Было бы что разрушать! Ответь мне, почему ты думаешь, что Сет, злобный и жестокий анахорет, вдруг стал тебе другом?

— Мы родственны друг другу общей нашей ненавистью.

— Понимаю. Но почему именно ты? Почему не Баст? Почему не я? Ну, с Баст понятно, ведь она стала союзницей Осириса. Но ты, ты ведь, Себек, — вода. Ты

— благодатный разлив Нила, священный крокодил, живоносные воды Файюма. Так почему вдруг вода и зной идут под руку, словно людская любящая пара, супругами называемая?.. Подожди, не отвечай. Я и так знаю. Да все потому, что тебе надоело твое Ремесло. Такое случается. Набивает оскомину свой Промысел, и тянет на что-нибудь другое, совершенно противоположное и противоестественное. Потому-то здесь вокруг огонь, что ты стараешься приблизиться к Сутеху как можно ближе. На самом-то деле тебе здесь совсем не нравится, в этом полыхающем мире, ты мечтаешь о море, зеленых шелестящих волнах или огромных голубых извивающихся рукавах рек, спокойно несущих свои воды к океану, разливающихся каждый год и дающих свой благодатный ил на пользу полям. Вот что хочется тебе, Себек, а не огня и пожарищ.

— Что скажешь еще? Ты что-то еще хотел сказать горького, обидного, не так ли?

— А то, что говорю сейчас, не горько? Сладко как мед? Тогда ты не поймешь меня. Что слово для глухого? Цветы для слепого? Язык для немого?