Гордон Диксон - Гильдия

Тем не менее Хэл придерживался собственного представления о единой, отдельной творческой вселенной, которая станет для человечества инструментом, а не только коробкой с реквизитом для фокусов.

Тем не менее он не сомневался, что и Джатед, должно быть, также испытал момент откровения, когда абсолютная истинность того, что преходящее и вечное едины, стала бесспорной. Но от этой точки они стали строить различные дороги — хотя во многом из одного и того же материала.

В любом случае, его мозг не хотел именно сейчас работать над этой проблемой. Это было отказом, но отказом иного рода, чем тот, который он испытал в Абсолютной Энциклопедии перед прибытием сюда.

Тогда это было преградой, болезненной ситуацией, в которой он снова и снова обращался к тем же самым ответам, каждый раз находя их непригодными. А сегодняшний день был приятным моментом отдыха на пути, который, как он теперь знал, правилен, и ведет прямо к цели.

Но сейчас его мозг не хотел сражаться с этой проблемой — да и с любой проблемой вообще. Он убрал кассеты в коробку и вышел.

Позже Хэл только с огромным усилием мог вспомнить, как для него прошла остальная часть того дня. Отчасти потому, что он не хотел по-настоящему рыться в памяти, а только неясно припомнить его, как нечто приятное. Во всяком случае, к тому времени как настала ночь, он наконец чего-то поел, а потом вернулся назад и расположился в кабинете Амида, у очага с музыкальным инструментом в руках.

Это была реконструкция классической шестиструнной испанской гитары. Эта гитара очень походила на ту, на которой он играл и аккомпанировал своему пению, когда он был шахтером на Коби.

Освещение не горело, и единственный свет шел от очага. Хэл, машинально перебирая струны, играл то, что приходило ему на память. Это были старинные баллады и песни Земли, с которыми он познакомился по книгам и записям, хранившимся в библиотеке усадьбы, где он вырос.

Амид с Амандой сидели на стульях перед ним и слушали. К его удивлению, к ним присоединились довольно много членов Гильдии. Они потихоньку проскальзывали в кабинет в течение последнего часа и усаживались подальше, так что их почти не было видно.

Среди них оказалась и Сее. Хэл не сразу заметил, как она вошла, и только позже увидел ее рядом с Онет у дальней стены.

Постепенно она, выбирая те моменты, когда его глаза не смотрели на нее, перемещалась все ближе и ближе к нему и теперь расположилась на полу, почти у его ног. Уголком глаза Хэл изучал ее лицо. В нем было не больше дружелюбия, чем во время тяжелого подъема в гору с Артуром на носилках, но много удивления и завороженности.

Он начал петь принадлежащую Вальтеру Скотту шотландскую версию «Битвы при Оттерберне»...

На этот раз Хэл увидел движение Сее. Значит, она перестала заботиться о том, станет он ловить ее или нет. В ее глазах светился интерес. Она смотрела и слушала, не шевелясь. Хэл продолжал изучать черты ее маленького сумрачного лица, поднятого к нему. Снова ему пришло на ум сходство между ее стремлением защитить Артура и его собственной реакцией в тот момент, когда он будучи Доналом, услышал о смерти своего дяди Джеймса. Возможно, это означало, что она устремится туда же, куда и он в свое время. Эта мысль согревала.

Ему хотелось найти какой-то способ сказать ей, что путь, по которому она пока была вынуждена идти, перестал быть для нее необходимостью. То, что он и сам шел таким же путем и осуществил на нем все свои намерения, не принесло ему тех результатов, каких он хотел.

Если Сее с удовольствием слушает его пение, вряд ли она станет слушать его, если он попытается с ней заговорить, — и даже не останется рядом с ним. Если бы он мог задержаться здесь, в Гильдии, достаточно долго, чтобы освоиться с образом жизни ее членов, когда-нибудь она, возможно, и станет слушать его. Но он не мог оставаться здесь только для этого, только ради нее — независимо от того, как сильно ему хотелось помочь ей постичь истину. Более важные задачи звали его отсюда. Тем не менее успех в их решении мог как-то помочь в ближайшем будущем и ей.

В украдкой бросаемых на него взглядах он читал замешательство и легкий испуг, которые это описание кровавой битвы вызывало у членов Гильдии, чьим принципом был — как в соответствии с экзотской традицией, так и по собственному выбору — отказ от насилия.

Хэл пел о том, как граф Дуглас, сын короля Шотландии, разорив пограничные селения, наконец дошел до Ньюкасла, где жил Перси, английский граф Нортумберлендский. Был и другой Перси — по прозвищу Хотспер, которого увековечил Шекспир в одной из своих пьес.

У Ньюкасла шотландские силы были остановлены. При всей их численности они никак не могли взять укрепление, которое представлял собой замок.

...Две армии договорились встретиться неподалеку, у Оттерберна, в Чевиотских холмах, где шотландцы будут ждать англичан.

Глубокой ночью молодому графу Дугласу сообщили об опасности.

В наступившей паузе послышался легкий шум. Дверь кабинета открылась, и кто-то вошел. Хэл, поглощенный тем, чтобы вспомнить слова песни, не поднял голову, чтобы посмотреть, кто это.

Он внезапно прервал пение, и звуки струн растаяли в тишине, наступившей в комнате. В дверях стоял высокий укутанный в плащ человек, и хотя Хэл не мог бы видеть его лица, он знал, кто это.

Аманда тоже догадалась, потому что она быстро поднялась на ноги и повернулась к двери.

— Простите меня, Мастер, — сказал Старик, выскользнув из-за спины вошедшего и встав перед ним, — но этот гость говорит, что он проделал долгий путь, чтобы поговорить с Другом наедине.