Нэт Прикли - Посланец

Однако насладиться обедом в полной мере правителю не дали. Едва он успел вкусить пару персиков и неторопливо, ягодку за ягодкой, отправлял в рот виноград, как, пригнув голову и поджав к груди руки, к нему подбежал Тантон и почтительно спросил:

— Это вы Посланник, дорогой гость?

— Да, — кивнул Найл и кинул в рот очередную виноградинку. — Что случилось?

— Великий Хоу приглашает вас на торжество.

— А кто такой Хоу? — недоуменно спросил правитель.

— О, это Великий Хоу! — испугался толстячок. — Уста всех повелителей!

Понять что-либо из слов или мыслей Тантона оказалось невозможно, поэтому Найл просто встал и пошел за ним.

Торжество готовилось в зале под холмом. Вдоль стен стояли, изредка перестреливаясь короткими мыслями-образами, смертоносцы; в центре сбились в кучку несколько молодых девушек и парней. Они ничуть не боялись пауков.

Мгновение Найл колебался, не зная, где отведено место ему, и решил встать рядом с Шабром. При виде спокойно идущего через зал человека пауки несколько заволновались, но тут в объединенном сознании растворилось, словно капля крови в графине с водой, брошенное кем-то объяснение, и все успокоились. Теперь они знали: перед ними Посланник Богини, равный среди равных, достойный наследник Смертоносца-Повелителя. А то, что он имеет внешность двуногого, — Великая Богиня всесильна и может придать любой образ всякому, кому только пожелает.

— Кто такой Великий Хоу, Шабр? — «негромко», адресуясь только к ученому пауку, спросил Найл и тут же понял, что не нуждается в ответе. Ведь он, как равный, пребывал в общем сознании и, как любой из присутствующих, знал, что в Провинции нет своего Смертоносца-Повелителя и все решения принимаются в момент единения сознаний. Великий Хоу лишь призывает к единению и озвучивает решения. Он — уста повелителей.

В центре зала вспыхнул костер — полыхнул, разом охватив сложенные поленья. И одновременно зазвучал барабан, низким эхом отражаясь от неестественно голубого купола. Барабан звучал грозно, утробно и ритмично, и молодые люди в центре сдвинулись с мест, ступая сперва неуверенно, а потом все смелее и смелее, начиная закручиваться в танце.

Ритм ускорялся, танцоры двигались все быстрее и быстрее, завораживая правителя, впервые в жизни услышавшего музыку и увидевшего танец. Вот один сбросил с себя тунику, затем другой. Мгновение — и в бешеной пляске замелькали обнаженные тела.

Это Найл видел глазами, а мысленно он ощущал, как мечутся по залу волевые импульсы, чуть касаясь танцоров, отчего те вздрагивают, как от разрядов электрического угря, и начинают двигаться еще быстрее.

Вот волевая петля захватила одну из девушек, та стремительно подбежала к смертоносцу и упала перед ним на колени, широко расставив руки. Миг — и трепещущее тело разорвано в клочья, залито пищеварительным соком и всосано в ненасытные пасти. Другой танцор вырвался из центра — тоже с широко раскинутыми руками упал на колени и тоже был разорван на куски.

Но барабан бьет, сумасшедший танец продолжается, разбрасывая в стороны сильные, молодые, обнаженные тела. И глазами Найл видит весь этот кошмар, а мысленно ощущает восторженный экстаз молодых людей, их радость самопожертвования. Даже боль в момент смерти не причиняет им мук, они получают от этого удовольствие, радость… Они счастливы!

Правитель почувствовал, как трещит и ломается от переживаемого разум, и тут же понял, что не одинок в этом — ведь молодые смертоносцы, выросшие во время похода рядом с людьми, не могли, никак не могли смотреть на двуногих как на пищу. Они уже привыкли считать их равными. И вдруг — такое! Собственное сознание кричит: «Нет!» — а единое, в которое ты влился, шепчет: «Убей!» — и кружатся, кружатся под мертвенно-голубым светом, в ярких отблесках огня обнаженные жертвенные тела.

Защитная стена в мозгу Найла лопнула — его захлестнула волна восторга, счастье близкой смерти, образ сочного, спелого персика и горечь разочарования. Он почувствовал себя так, словно залпом выпил сразу два кувшина терпкого красного вина, и бессильно отдался единению.

— Ну, что случилось? — встревоженно спросил Симеон, поддерживая голову Найла.

Над головой тихо трепетали зеленые листья, сквозь крону просвечивала далекая снежная шапка.

— Я на улице?

— Да, — кивнул медик. — Вчера ты пришел на четвереньках, стал подпрыгивать, оплевал всю Завитру и пытался, извини, приклеиться задницей к дереву. Я думал, ты уже все…

— Где она? — Найл приподнялся на локте, нашел взглядом ученицу медика: — Прости, я не хотел тебя обидеть.

— Ничего, — смутилась девушка. — Просто я очень испугалась.

— Так что случилось, Найл? — потребовал ответа Симеон.

— Ну, представь, что ты… — правитель опять покосился на Завитру, — … когда ты в постели с женщиной и тебе очень хорошо, она от полноты чувств причиняет тебе боль. А тебе от этого не плохо, а наоборот, еще больше наслаждаешься… Понятно?

— Ну-у… в общем, да.

— Так вот. Умножь это на миллион и представь, что все это вчера свалилось на мою голову.

Медик немного подумал, потом кивнул:

— Ты полежи пока, Завитра за тобой посмотрит.

Правитель еще немного отдохнул, время от времени ощущая на лице нежные, почти невесомые прикосновения то ли пальцев, то ли губ девушки, потом надолго провалился в дрему и окончательно пришел в себя только к обеду. К его удивлению, «стол» накрывали мужчины и женщины вместе. Никаких надсмотрщиц с кнутами, понукающих раболепных слуг, никаких построений с деревенеющими людьми. Похоже, порядки Провинции коренным образом отличались от городских.

На этот раз спокойно поесть Найлу никто не помешал, и он в полной мере отвел душу, в одиночку употребив большую корзину персиков и несколько гроздей винограда. Вместе с водой гостям принесли слабенькое вино, и Симеон настоятельно рекомендовал всем выпить хотя бы по стакану — в качестве профилактики от возможных заразных болезней. Затем появился толстяк и пригласил всех в дом.

— Помещения освободились, дорогие гости, — приговаривал он, борясь с обидой. — Тесновато, конечно, но все не под открытым небом.

Тантон повел людей на холм, к воротам замка. Проходя мимо стены, Найл в изумлении остановился:

— Симеон, смотри!

— Что? Стена как стена. Старая.

— Щелей нет между камнями. Ни известковой прослойки, ни другого раствора. Это же декоративные камни. На самом деле весь замок — монолит!

— А какая разница?

— Ну как ты не понимаешь?! Этот дом сложен вовсе не из отдельных валунов, все это — один-единственный искусственный камень!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что точно таким же образом можно изготавливать и каменные инструменты?