Нэт Прикли - Ристалище

— А почему на полях нет земледельцев?

— Если немного отойти от города, мой господин, — замялся паук, — то все осталось, как было при вас.

— А поближе к городу?

— Понимаете, мой господин, когда армия князя взяла город, то воины немного побаловались здесь с женщинами… А их прислужники сами разбежались…

— Значит, говоришь, цивилизованнее стали? — хмуро спросил Найл. — Да вы ведь прежних жителей просто уничтожили, а новых привезли. Когда возникнет нужда в прогрессе, этих тоже перебьете?

— Мастеровые, крестьяне и рыбаки никого не убивали, — встал на защиту новых обитателей города Тройлек. — Они умеют только работать. И работать очень хорошо.

Рыбаки-крестьяне. А еще ткачи, чеканщики, строители, кузнецы, плотники, медники, столяры — кто будет разбираться со всем этим запутанным хозяйством? Умница Мерлью, так стремившаяся все прибрать к рукам, осталась в Серых горах. Рядом с правителем уцелела только Нефтис — умеющая сражаться, но ничего более. Навул или Юлук? Храбрые и прямолинейные, они имели опыт всего лишь одного года жизни. Дравиг? Нет, он опять загонит всех в казармы. Райя тоже привыкла решать проблемы с помощью кнута. Посланник восстановил власть над городом. И что теперь?

Один раз он решил подобную проблему очень просто: не стал разбираться в хитроумной системе советника Борка, а просто простил его и оставил на своем месте. Найл повернулся к смертоносцу. Паук весь подобрался, выпрямив ноги и подняв тело почти на высоту человеческого роста.

— Как считаешь, Тройлек, может быть назначить руководителем городского хозяйства… Райю?

— Она очень умная женщина, — немедленно откликнулся паук. Хозяйство свое имеет, торговать сама научилась. Но с вольными мастерами дела пока не имела. Я помогу ей выбрать самую необходимую мебель, пошлю материалы и работников для строительства дома и для ремонта испортившегося оборудования. Пусть наберется опыта.

— А в городе пока посидит маленький хитрый смертоносец?

— Я думаю, — ответил Тройлек, — дальние земли следует объявить вашей собственностью. Тогда уж никто не решится сгонять прежних земледельцев.

Дверь резко распахнулась, и в комнату ворвалась Нефтис:

— Простите, мой господин, вас ищет Дравиг. У квартала жуков на двух наших братьев напал какой-то «демон Света».

Смертоносцы исчезли. Возможно, их никто бы и не хватился, но нападение демона на пауков видел какой-то рисовальщик и сразу поднял тревогу, чтобы отвести от себя подозрение.

— Откуда он взялся? — Найл взял в руки глянцевый след демона и выпрямился. Я утром потратил почти час, надеялся его почувствовать.

— Пауки его тоже не заметили, — признал Дравиг.

— Хорошо, — правитель покрутил в руках крепкий каменный диск. Попробуем иначе. Я покажу эту штуку Белой Башне.

Оставленная предками умная машина стояла в центре широкого ровного круга диаметром почти в полкилометра, похожая на огромный цилиндр из драгоценного фарфора — идеально гладкая, идеально белая, с легким синеватым оттенком отраженного неба, блестящая на солнце и слабо светящаяся в ночи. Никаких дверей, никаких окон. Под самыми стенами Башни сохранилось множество мелких и глубоких ям со следами огня — памятники многочисленным попыткам слуг жуков-бомбардиров взорвать или подкопать таинственное здание. Не смотря на все их старания, на стенах Белой Башни так и не осталось не то что царапины, но даже копоти.

По внешнему радиусу круга пожухлой травы шла утоптанная грунтовая дорога. Найл готов был поверить, что ее протоптали многие поколения слуг смертоносцев, обходившие странный дом стороной — но дома! Руины домов — останки древних небоскребов, жилищ, банков, контор — они ведь тоже огибали Белую Башню по внешнему радиусу!

Стигмастер утверждал, что Белые Башни оставлены человечеством, в панике покидавшим Землю, для наблюдения за родной планетой. Но он так и не смог объяснить, почему за десятки и сотни лет до своего бегства люди строили дома вдоль четко очерченной двухсотметровой границы от будущего сверхмощного компьютера. Не ближе и не дальше — на случайность не похоже. Белая Башня, круг земли, дорога, ровный круг из домов — а уже дальше пошли улицы, площади и пустыри, остатки фундаментов и более-менее целые дома. Создавалось впечатление, будто не башня ставилась в городе во время поспешного бегства, а город строился вокруг вечной, несокрушимой Белой Башни.

Найл прошел по пружинящей под ногами траве до самой стены, приложил руки к глянцевой поверхности. Ладони ощутили холод, слабое покалывание. В них возникло странное узнавание острого, металлического запаха — или вкуса? Пальцы рук обычно не замечают ни того, ни другого. Правитель убрал руки, представил перед собой распахнутую настежь дверь и шагнул внутрь.

В лицо дохнуло свежим воздухом, справа дружно заблеяло не меньше десятка овец, слева, из низкого саманного домика, послышалось деловитое кудахтанье.

Пахло чистой, омытой дождем зеленью — густой букет из запахов полевых цветов, влажной земли, прогретых солнцем листьев. Вниз из-под ног уходил пологий склон, заросший высокой сочной травой, и тонул в клубах тумана. То, что внизу не просто туман, а слой облаков Найл понял только после того, как распознал стоящую далеко впереди белую стену из пологих пиков и склонов, тяжеловесно выпирающих в низкое небо.

— Джомолунгма, она же Эверест или Сагарматха, высочайшая вершина на Земле, — тяжело вздохнул Найл. — Находится в Больших Гималаях, между бывшими Непалом и Китаем. Высота восемь тысяч восемьсот сорок шесть метров с хвостиком. Двадцать девятого мая тысяча девятьсот пятьдесят третьего года на нее залез какой-то новозеландец, которому показалось скучно жить дома. Лично мне за три месяца горы успели надоесть так, то я готов всю оставшуюся жизнь ходить только по бетонированным дорогам.

— Покорение Эвереста, это символ победы человеческого духа над мертвой природой, — произнес одетый в овчинный тулуп пастух, с характерными узкими глазами и желтой пересохшей кожей, похожей на пергамент.

— Странно, — пожал плечами Найл, — а я всегда думал, что Homo sapiens означает «человек разумный», а не «человек душевный».

— Что ты имеешь в виду? — пастух оперся подбородком на высокий изогнутый посох.

— То, что «человек разумный» изобрел для подъема на высоту в девять километров воздушные шары, самолеты, трассеры, ракеты, и ему нет нужды лазать по высокогорному льду пешком.

— Трассеры выше трехсот метров обычно не поднимаются, — поправил, выпрямляясь, пастух. Овчинный тулуп на нем почернел, съежился, прижался к телу и превратился в смокинг. Глаза широко распахнулись, кожа лица посветлела и залоснилась, с подбородка вниз потянулась седенькая бородка. Ты попробуй в своем определении человека заменить слово «душевный» на слово «духовный», и многие вопросы отпадут сами собой. Впрочем, думается, причина твоего сарказма всего лишь в плохом настроении.