Нэт Прикли - Вождь

Еще Найл подумал о том, что не мешало бы подкинуть в знак уважения Богине вниз несколько убитых восьмилапых туземцев, и ненадолго превратить место посадки в выгребную яму — говорят, растения от этого только лучше разрастаются, — но вскоре изменил свое решение.

При тех размерах, до которых вырастают Богини — и особенно, если учесть, насколько выросло само Семя, от такой подачки ей не станет ни хуже, ни лучше. Вдалеке опять тренькнула тетива — но Посланник Богини беспокоиться не стал. Сами справятся.

Яма оказалась готова задолго до вечера, но правитель не стал торопиться с посадкой Богини. После нескольких месяцев поисков один день все равно особой роли не играл, а суета в таком деле показалась Найлу излишней. Он увел моряков обратно к лагерю, а следом за ними лес покинули и братья по плоти, успевшие на обратной дороге подстрелить еще одного дикаря.

Впрочем, на рационе путешественников это никак не отразилось. Братья по плоти считали обряд приобщения к плоти почти сакральным деянием, и какие-то там дикари, с их точки зрения, такой чести удостоены быть не могли. Уж лучше рыбу поесть — она тварь безмозглая и безгрешная, на нее принципы чести и достоинства не распространяются.

— Неужели завтра мы посадим ее, мой господин? — шепотом поинтересовалась Нефтис.

— Самому не верится, — усмехнулся правитель.

— Неужели завтра мы своими собственными руками создадим Богиню? — покачала головой стражница. — Самую настоящую Богиню? Кем же мы сами станем после этого?

Найл вспомнил о том, что таких зерен требуется посадить не менее десятка, и горько усмехнулся. Пожалуй, скоро их будут звать не братья по плоти, а созидатели богов. Вот только если за каждое посаженное Семя придется платить жизнями трети членов экспедиции… У нарождающихся Богинь высокая цена.

Утром девять моряков плотно облепили Семя, оторвали его от прибережного песка и двинулись в сторону леса. Впереди, прикрывая их от возможного нападения дикарей, шагали, развернувшись широкой цепью, братья по плоти.

Когда до стены зарослей оставалось немногим больше сотни шагов, поднялись, выискивая цель, арбалеты. Щелкнула одна тетива, другая.

— Мимо! — поморщившись, признала Кавина.

Туземцы умнели на глазах и теперь, стоило прицелиться в их сторону, немедленно ударялись в бега.

Никаких волевых ударов, никаких импульсов страха, даже никаких угроз в этот раз больше не прозвучало. Путники, готовые к смертельной схватке, вошли в лес, но там их ждала полная тишина.

— Не расслабляться! — предупредил воинов северянин. — Навул, сто шагов левее, Кавина — сто шагов правее. Внимательней, не попадите в засаду. Однако никто и никаким образом на жизнь братьев или моряков с их драгоценным грузом не покушался.

Вскоре путники вышли на поляну, где на куче земли, сваленной рядом с ямой, сохранились следы паучьих когтей — похоже, ночью туземцы все-таки пытались уничтожить следы проделанной вчера моряками работы, но их лапы оказались неприспособленны для подобной подлости. Люди осторожно опустили Семя рядом с вырытой ямой. Повисла напряженная тишина.

Все — и люди, и смертоносцы, прекрасно понимали, что происходит великое, невиданное ранее деяние, сопоставимое разве с появлением человечества, прилетом кометы Опик или уходом далеких предков к звездам.

Сейчас они собирались посадить новую Великую Богиню, сила которой вскоре станет настолько велика, что полтора десятка подобных растений окажутся способны изменить траекторию полета всей Солнечной системы. И так, просто, сбросить Семя в подготовленную яму и забросать землей казалось им чуть ли не кощунством.

Наконец Найл решился, подошел к Семени, прижался к его шершавой коричневой поверхности и достаточно громко прошептал:

— Ты пробуждайся, расти, Богиня. Пусть силы твои возродят Жизнь на этих пустынных островах, пусть силы твои несут всем радость и здоровье, пусть деяния твои пойдут на благо нашему миру. Мы любим тебя, Богиня. И пусть любовь наша всегда останется с тобой.

Тут руки и щека правителя ощутили словно теплый толчок, пришедший из глубины Семени — оно услышало его слова! Вернее — его эмоции, и ответило!

— Я тоже люблю тебя, Богиня, — приблизилась Нефтис и положила ладонь ей на коричневую корку — и тут же испуганно отдернула, схватив другой рукой.

— И я люблю тебя, Богиня, — шагнула следом Юлук.

— И я…

— Это было не зря, — услышал Найл горячий шепот в самое ухо.

— Ты чего, Нефтис?

— Теперь я знаю, — всегда суровая стражница, продолжавшая держать одну руку другой, внезапно всхлипнула, словно малолетка с острова детей.

— Теперь я понимаю, все это мы делали не зря. Не зря…

— Я, конечно, верую в Семнадцать Богов, — вздохнул северянин, подходя вслед за остальными, — но, пожалуй, я тоже люблю тебя.

Он положил ладонь на поверхность, тоже испуганно отдернул, и несмело улыбнулся:

— Ты это… Ты расти большой и красивой. И вспоминай иногда старика Поруза, Богиня… И остальных вспоминай. Ну, давайте, что ли, моряки? Надо и дело делать.

К Семени прилепили четыре паутинки, после чего подняли его, перенесли к яме и очень осторожно опустили. Затем люди взялись за кирки и принялись споро перебрасывать землю вниз. — Надо бы, наверное… Полить его, что ли? — предложил шериф.

— Ни к чему, — покачал головой Найл. — Вода с лужи вся стекла в яму и сейчас внизу тепло и влажно. Кажется, это именно то, чего любят все растения. Прикажите лучше нашим смертоносцам натянуть плотную паутину вокруг этого места. И на землю тоже пусть положат. Так всем будет спокойнее.

— Да, мой господин, — кивнул северянин. — Так мы отплываем прямо сейчас, или завтра?

— Мы поживем здесь еще несколько дней, — покачал головой правитель. — Я хочу убедиться, что мы все сделали правильно, и Богиня в безопасности. А значит вам, шериф, надлежит установить порядок патрулей, которые несколько раз в день станут осматривать лес, подступы к нему и пространство вокруг поляны.

Пожалуй, единственным, кого обеспокоило решение правителя, оказался шериф. Его дожидалась дома семья: жена, дочери. Для всех остальных дом находился там, куда их забрасывала судьба. Назия, хозяйка корабля, воспринимала судно как свою плоть и кровь, и оставалась спокойна до тех пор, пока находилась на борту. Моряков изначально воспитывали на острове детей, как живые детали оснастки — гребцы, вантовые, рулевые; всем им для спокойствия было достаточно того, что их родное судно раскачивается вместе с ними. А какой вид раскрывается с его борта — это уже дело второстепенное.

Братья по плоти, родившиеся в Дельте, выросшие в походах сперва на Провинцию, потом на Мага, затем освобождавшие свой город и воевавшие с северянами — они скорее чувствовали себя неуютно в городе, в покое, когда нечего делать, не с кем сражаться и некуда идти.