Лев Аскеров - С миссией в ад

— А я схожу с ума, — проговорила она вслед удалившемуся Джакомо.

…Карета подкатила к замку в пятом часу вечера, Джакомо поджидавший ее на площадке у парадного входа, срывающимся от спазма в горле голосом крикнул:

— Закрыть ворота!

Потом вполголоса, стоявшему рядом с ним камергеру, бросил:

— Чезаре, синьора Бруно проводите в мой кабинет.

Джорди, закутанный в плащ с накинутым по самые брови капюшоном, легко перепрыгивая ступеньки, взбегал к поджидавшему его камергеру.

Это был он. Антония узнала бы Ноланца, будь он трижды укутанным и перекутанным плащами. Узнала бы по двум запомнившимся ей характерным привычкам. Бруно ходил чуть выдвинув вперед правое плечо и имел манеру закидывать одну руку за спину. Как сейчас. Выпростал-таки из-под одежд руку.

Антония с трудом сдержалась, чтобы не выбежать ему навстречу. Затаившись в своем укрытии, она видела, как Бруно прошел в кабинет Джакомо, а несколько минут спустя они вместе вышли в холл, где Ноланца поджидал Чезаре.

— Да, учитель, — вспомнив что-то, Джакомо крикнул вслед спускавшемуся на первый этаж беглецу… — Вас хотела бы видеть Ее величество герцогиня Антония.

— Она здесь?! — радостно вскрикнув, он бросился было назад, но, спохватившись, остановился.

— Нет! — сказал он. — В таком виде? Перед ней? Hи за что! От меня воняет тюрьмой и потом.

И это Антония из своего укрытия видела и слышала. И от его искренней и непроизвольной реакции у ней захолонуло сердце.

…Разморенный горячей ванной и сытной едой, Джорди, прежде чем подняться к хозяевам, решил немного полежать. Лег и как провалился. Пришедший за ним Чезаре сколько его не тормошил, добудиться не смог.

Встретились они за завтраком.

— Вы стали еще красивей, Ваше величество, — прижался он губами к ее запястью.

— Спасибо, синьор Бруно. Однако, не могу не заметить, что и вас долгие скитания и тюрьма не обезобразили, — скользнув по нему холодновато-серыми глазами, отреагировала она.

— В яблочко! Время в нем как будто остановилось, — подхватывает Джакомо.

— Как будто, — усмехается Бруно.

— А с чего вы, синьор Бруно, так хмур? Плохо спалось? Чем то огорчены? — заинтересовалась вдруг Антония.

«Hу и ну!» — удивляется Бруно ее проницательности, подбирая про себя подходящее объяснение, чтобы, не соврав, уйти от прямого ответа.

— Он спал как убитый, — хохочет юный граф. — Я дважды посылал за ним Чезаре. Тот не мог его растолкать.

— Я спал хорошо, — улыбается Бруно.

— Что же в таком случае вас печалит? — не унимается Антония.

— Ничего, — бормочет Джорди, а порызмыслив, решил все-таки сказать. — Когда поднимался к вам в окно я видел, что закладывают карету. Hа дальний выезд… Вы уезжаете?

Произнесенное им «вы», прозвучало весьма хитро. Относилось оно и лично к Антонии, и одновременно к ней с Джакома. Он, конечно же, имел в виду ее.

— Я никуда не собираюсь, — потянувшись за бокалом вина, бесстрастно промолвила герцогиня.

— Это я отбываю, любезный синьор Бруно. В Венецию, — уточнил Джакомо. — Осмотрюсь, обговорю и пришлю за вами. В Венеции безопасней…

Джорди аж засветился. Это не ускользнуло от наблюдательной герцогини. И пока они завтракали. Антония то и дело ловила не себе его восторженные взгляды. Hе ускользнуло от нее и то, что он делал это, как ему казалось, с величайшей осторожностью… Hо кто и когда мог провести женщину?..

Отвлекая внимание Джакомо от проступившей на щеках Ноланца пунцовых вспышек радости, Антония попросила беглеца поведать, как его угораздило в тюрьму, и о подробностях побега.

Упрашивать себя Бруно не заставил. Рассказывал все без утайки и прикрас, не боясь перед своими слушателями показаться смешным и жалким в тех переделках, в какие ему приходилось попадать. Джакомо слушал его, забыв о завтраке. Антония тоже. Они, казалось, вместе с ним пережили и голод, и гонения, и побои… А когда он говорил о том моменте, как его по гравию волокла из Нолы лошадь, Джорди показалось, что у герцогини на глаза навернулись слезы. Джакомо смотрел на него с нескрываемым восхищением, как на героя. Совсем еще юноша. Мир для него пока розов…

Как бы там ни было, оба его слушателя, хотя каждый по-своему, воспринимали его одиссею очень близко к сердцу. Все отражалось на их лицах.

Джорди видит, как они напрягались, когда он пересказывал свою встречу с Беллармино. Джакомо посуровел. Антония подалась вперед, стараясь не пропустить из этого эпизода ни единого слова.

— Легат козломордый, — играя желваками, комментирует Джакомо.

Герцогиня, бросив быстрый, полный укоризны взгляд на молодого человека, в своем высказывании была помягче.

— Он повел себя неподобающе.

— Он жаждет кардинальской мантии и ради нее готов поступиться честью дворянина, — продолжал кипеть Джакомо:

— Вы слишком строги к нему, граф, — осторожно говорит Антония.

— Нисколько! — огрызается он. — Его святейшество папа пообещал ему кардинала, если он доставит Ноланца в Рим. Роберто сам мне сказал об этом.

— Hе судите строго, граф. Да не судимы будете, — поддерживая Антонию, останавливает его Бруно.

Джакомо машет рукой. Мол, пустое. Спорить с ним по этому поводу они не собирались. Антония неприятный для нее разговор о Беллармино переводит в другую плоскость.

— Hу скажите, любезный Джордано, чего это вам вздумалось предавать гласности «Изгнание торжестующего дьявола»?.. Да, понимаю, вы сделали это для людей, чтобы они стали хоть немного поумнее. И что же?!.. Теми же людьми вы были биты.

— Они не ведают что творят, — кротко парирует Ноланец.

— Как же! Hе ведают! — вызывающе, с издевкой вновь вскипает Джакомо. — Ловят, травят, бросают в тюрьму, пытают… И не ведают. Очень даже хорошо ведают. Скажите, что и милые разбойнички не знают, с чего это их несет на дорогу убивать и грабить!

— Hа самом деле, синьор Бруно, вы могли на себе убедиться, что те, кто преследуют вас, делали и делают это сознательно И со знанием дела, — полоснула Антония.

Бруно цвикнул губами и спокойно, даже с некоторой ленцой, стал объяснять, почему он полагает, что люди слепы и глухи разумом своим.

— Всем им кажется, что они знают. Все мы рабы порядка, установленного нами же. А насколько он разумен и правилен, мы начинаем задумываться, когда попадаем в жернова этого порядка.

— Несправедливость, жадность, зависть и прочая дрянь, сидящая в людях, нарушают этот порядок, — говорит Антония.

— Кроме того, как утверждают некоторые умники, сословное неравенство. Власть меньшинства над большинством, — вставляет Джакомо.

— Все, на что вы показали, — в том числе и прежде всего порядок, — не повышая голоса, словно вразумляя учеников, продолжал Бруно, — всего лишь производное от того, что сидит в людях…