Виктор Чочиев - Сценарии, пьесы, сценарии. В трёх книгах. Книга 2

Соркин. Да уж, стуку было не мерено. Пойди к Полине – пусть даст тебе пару банок.

Яков. Вот спасибо, Пётр Николаевич! Уважили рабочего человека.

Соркин. Иди поспешай… Пролетарий… А то передумаю.

Яков уходит.

Костя(в спину Якову). И чтобы через пятнадцать минут назад – будем начинать!

Яков. Окей!

Соркин. Слышал? Вот она – посконная русская деревня.

Костя. Деградация полная. Ужас.

Соркин. Зря мы с тобой городскую квартиру продали. Тем более, что и денег этих, считай, не видели.

Костя. Конечно, зря. Только не мы, а ты. А я тебя предупреждал, чтобы ты её не слушался.

Соркин. Предупреждал… Я и сам себя предупреждал. А всё ж таки роднее тебя и её у меня нет никого. Вспомни, как она упрашивала. Плакала. Разве я выдержу, эх… Люблю я маму твою, вот ведь что. И отец с матерью в ней души не чаяли – поздний ребёнок, пятнадцать лет между нами разницы.

Костя. Четырнадцать с половиной.

Соркин. Да… И понять её можно – стареет ведь. Роли-то всё больше молоденьким достаются (улыбается) … вроде Ниночки твоей. Так что создать антрепризный центр – идея здравая… Да… Но затратная и рискованная. А мои финансы, сам знаешь, год от году всё хуже, не то, что в славные времена. Уже каждый рубль на счету.

Костя. В банке.

Соркин. Тут не до шуток. Кстати, и тебя касается.

Костя. Не вернёт мать тебе долга. Или центр этот прогорит, или всё равно не отдаст.

Соркин. Да… Неудобно всё-таки без городской квартиры. Как в тюрьме тут. Тебе то что – школу кончил, и уедешь учиться в свою заграницу… А ведь совсем плохо мне будет без тебя, одному-то…

Костя(обнимает Соркина). Что ты, дядя, что ты. Я же тебя люблю.

Соркин. То-то и беда, что сроднились мы с тобой…

Костя. А знаешь, что мне мать утром сказала – оказывается, она думает, что это ты будешь платить за моё образование. Так сказать, «по умолчанию».

Соркин. Как так? Где же я возьму?

Костя. А как ты меня содержал двенадцать лет…

Соркин. Хм-м… Надо будет с ней поговорить. Я бы и с удовольствием, да денег нет. Каждый рубль на счёту… Что-то я разволновался.

Костя. Не боись. На крайняк, не буду учиться – не очень и хочется. Тем более на юриста – бр-р!

Соркин. А жить где будешь? Квартиры-то нет. Не у матери же… А здесь зимой волки воют.

Костя. Да уж… она меня и не возьмёт.

Соркин. Проблема… Надо с ней поговорить.

Костя. Только не сегодня, ладно?

Соркин. Завтра. И лучше без твоего участия.

Костя. Да ради Бога. Ой! Заболтал ты меня, а ведь закат будет уже через минут пятнадцать!

Соркин. И Ниночки нет.

Костя. Давно пора ей приехать. Я тебе не говорю, а сам уже весь на нервах. Опоздает, начнём уже ночью – совсем не тот будет эффект. Ужас!

Соркин. Ты бы позвонил ей.

Костя. Не берёт трубку с половины третьего. Может, отец у неё телефон отобрал.

Соркин. Так ей надо от отца убежать, да?

Костя. Она это умеет. Не в первый раз… Там больше мачеха за ней шпионит. ( Звонит по мобильному телефону ) … Не отвечает. Вот напасть!

Соркин. Да, после той истории отец за нё взялся! Взыграла грузинская кровь. Хватился воспитывать.

Возвращается Яков.

Яков.Ну вот, поправился.

Костя. Прячься за сцену. Всё помнишь?

Яков.А то!

Яков уходит за сцену.

Соркин. Час назад разговаривал с Ириной – что-то она сильно не в духе.

Костя. Так как раз из-за мюзикла моего – считает его вредной детской забавой. И одновременно наверняка боится, что у нас с Ниной всё получится. И получится не её успех на её глазах – просто трагедия для неё. Её бесит даже то, во что она совсем не верит. А ведь ещё она и Нину не любит – похоже, только за то, что та моложе и красивее неё. Начнёт ревновать к ней своего писателя – вот увидишь.

Соркин( с улыбкой ). Так уж и красивее?

Костя. Да ладно тебе подкалывать.

Соркин. Beuty lies in lover’s eyes…

Костя. Ты же знаешь маму. Она добрая, подкармливает всех встречных собак и подаёт всем нищим. Недавно я видел, как она горько плакала над книжкой. Но хоть бы раз она похвалила игру другой артистки – ни разу! И не только к успеху ревнует других, но даже к пустым похвалам, даже небескорыстным. Понимаешь, ей нужно постоянно, ежедневно слышать, как её хвалят – всё равно, искренне или нет. Вот и мечется по тусовкам, где есть шанс услышать эти дешёвые восторги. А здесь ничего такого нет – вот она и томится и на всех кидается. Зачем только приехала… И как она не любит других артисток, так она не любит и Нину, а заодно и весь наш мюзикл.

Соркин. Да с чего ты взял, что спектакль твой заранее не нравится матери? Чистая фантазия! И про Нину – фантазия! Ведь мать тебя любит, можно сказать, обожает. Просто отношения у вас не сложены из-за непривычки друг к другу – слишком долго вы жили порознь.

Костя. Может, и любила… лет пятнадцать назад. А сейчас… Раз взрослый сын, значит в летах уже женщина. А она всё в мини-юбках рассекает.

Соркин. Как это «рассекает»?

Костя. По жизни…

Соркин. А что, ей идут мини-юбки.

Костя. Когда меня нет рядом. Поэтому и сбагрила меня к тебе.

Соркин. Тут важней другой нюанс – слишком она была влюбчивая. А тут ты в квартире. Вот и попросила взять тебя на воспитание. А я и рад был – мне ведь при моей болезни ни детей, ни жены не полагается… Правда, к Пригорину она, кажется, прикипела надолго – чем он её охмурил… Сколько… два года они уже вместе – только на моей памяти.

Костя. Может, как драматург? У него три пьесы шли, в одной мама играла.

Соркин. Может быть. Но сейчас-то он только юмором промышляет. Наверное, прибыльное дело.

Костя. А по виду не скажешь, что юморист.

Соркин. Кстати, народ его воспринимает хорошо – я видел по телевизору, как он читал своё.

Костя. Народ на таких концертах смеётся потому, чтобы самому себе лохом не казаться – деньги-то уже заплачены. А на сцене юмора-то и нету. Или генитальное что-нибудь – тогда улыбаются от неловкости. «Мне пришло письмо» – как же, да в Интернете они все шутки тырят.

Соркин. Тебе бы критиком быть.

Костя. А я критик и есть. Только не по театру и юмору, а по жизни вообще. Жизнь – дрянь, а театр – как фальшивая жизнь – дрянь в квадрате.

Соркин. С матерью этой мыслью ещё не делился?

Костя. Зачем. Она театр любит. Иногда даже про «святые стены говорит»… А ведь сама сейчас в театре почти не играет – всё сериалы, один тупее другого… Особенно мерзкие те, где за тебя смеются – это же унизительно для зрителя. А мама и в них тоже…