Наталья Ильина - Пока дышу. Dum spiro spero

Набив найденный в подвале рюкзак всем, что могло понадобиться в дороге, он прихватил с крючка над верстаком в подвале старую отцовскую куртку и вышел в темноту – луна совсем пропала, звёзд не было видно. Мокрый собачий нос ткнулся в протянутую руку и пропал, только зашуршала где-то впереди высокая трава. «А ведь Бади жил когда-то совсем рядом, – подумал Трой, шагнув следом. – Может ли собака помнить?»

***

Дальше трёх миль от города Трой никогда не уходил, незачем было. Он ведь не Охотник, его место было в городе. Нудный дождь прекратился ближе к полудню. Трой двигался на запад вдоль реки, петляя в густых зарослях, поднимая скрывавшийся под листьями гнус, скользя на выступающих корневищах и мокрой траве. Бади пыхтел рядом, временами отряхиваясь и окатывая промокшего насквозь хозяина очередной порцией воды. Никакой конечной цели Трой себе не поставил. Было бы неплохо отыскать общину, подобную той, в которой он жил до сих пор, но чем дальше они уходили от города, тем призрачнее становилась надежда: под огромным куполом неба раскинулся незнакомый, живущий своей жизнью, негостеприимный мир без людей.

Когда-то, ещё до того, как Последние дни перевернули всю его жизнь, Трой мечтал о горах. Он видел себя знаменитым на весь мир альпинистом, покорившим все восьмитысячники. Немного странная мечта для мальчишки, живущего на бескрайних Великих Равнинах, но отец относился к его увлечению очень серьёзно, помогал найти нужные книги и фильмы, дважды возил в Су-Фоллс на скалодром, невзирая на протесты мамы, и обещал свозить к отрогам Скалистых гор, которые находились далеко – на северо-западе штата.

– А что? – негромко заговорил Трой, отвечая на собственные мысли. Он потрепал лохматые уши Бади, всё ещё влажные: – Пойдём к горам? Рашмор посмотрим. Самая знаменитая гора Америки!

Пёс вывалил из пасти розовый язык и часто задышал, радуясь вниманию. Трой перепрыгнул через ствол поваленного дерева, по которому деловито сновали длинные муравьиные цепочки, и выбрался на берег Миссури. Спустился к воде, наполнил флягу и две пластиковых бутыли, подождал, пока напьётся собака, и повернул на север, прочь от реки. Прочь от города, который цепко держал его в своих границах, замыкая весь мир в закутке нескольких улиц.

***

Небо наливалось грозным желтовато-сизым свечением. Огромный грозовой вал накатывал на притихшее поле, на покосившиеся столбы с обрывками проводов, пляшущие свой нестройный танец вдоль обочины растрескавшейся, наполовину заросшей спутанной травой дороги. Предыдущую ночь Трой и Бади провели в кабине облезлого внедорожника, предварительно вытряхнув оттуда чей-то скелет с остатками трухи, в которую со временем превратилась плоть, а вот сегодня, похоже, придётся встретить ураган под открытым небом. Трой нахмурился. Подсохшая полоска свежего рубца натянулась и моментально зачесалась. Бади вытянулся в струну, повернувшись носом к первым порывам свежего, пахнущего влагой ветерка.

«Должна же куда-то вести эта чёртова дорога?» – подумал Трой, выбираясь на обочину из сухой канавы. Что-то подсказывало ему, что гроза после нескольких утомительно жарких дней может оказаться далеко не безобидной. В конце концов, Аллея торнадо проходила где-то здесь.

Четыре дня в пути, а он едва ли одолел и полсотни миль. Настороженное ожидание погони поначалу сменилось эйфорией. Свобода от обязанностей и чьей-либо воли пьянила не хуже вина. Но усталость от непривычно долгой ходьбы и растущая тревога, которую вызывала мрачная безмолвная пустота вокруг, быстро задавили глупую радость. Оказывается, он не умел быть один. Держаться на расстоянии, воображать себя эдаким волком-одиночкой, сторониться других – хорошо только до тех пор, пока есть кого сторониться. Конечно, у него был Бади, но Бади – всего лишь собака, пусть даже самая лучшая на свете.

Трой вздохнул и прибавил шагу, стараясь не обращать внимания на зудящий припухший рубец и на тягучую боль в мышцах ног. Почерневшие столбы напоминали виселицы, а бесполезные изоляторы – уродливых нахохлившихся птиц, провожающих путников недовольными взглядами…

Под крышей, изрядно просевшей с одного бока, они оказались уже в темноте, которая обрушилась резко и лишь изредка освещалась вспышками далёких сухих молний. Первые крупные капли принёс ветер, внезапно грянувший несыгранным оркестром полоумных трубачей сквозь все щели старой постройки. Неизвестно кем и зачем сооружённая посреди поля в стороне от дороги, она заскрипела, словно пьяный скрипач, не попадая в лад безумным музыкантам. Если бы не Бади, Трой ни за что не нашёл бы её сам. Но пёс, внезапно свернувший с дороги в невидимое чёрное поле, настойчиво пёр вперёд, и Трой решил положиться на его чутьё.

Неровное пламя костра, на которое пошла часть обвалившейся внутренней перегородки небольшого овина, отражалось в глазах Бади двумя крохотными язычками. Приплясывая на дующем в щели ветру, оно бросало на шершавые стены угловатые тени и потрескивало, когда с верхней балки срывались вниз капли дождя, просочившегося сквозь ржавое железо крыши.

Трой привалился спиной к рюкзаку и не мигая смотрел на танцующий огонь. Он был погружён в раздумья. Там, в городе, занимая всё своё время вылазками в опустевшие районы, преувеличенным рвением на дежурствах у блок постов, грубыми забавами Защитников, сводящимися к бесконечным стычкам, опасным играм с холодным оружием (до пальбы не доходило – патроны берегли) и запойным, неразборчивым чтением, он не давал себе такой возможности. В начале вынужденного путешествия по неизвестной местности его подгоняли не самые приятные ощущения любого беглеца. Мучили постоянная настороженность и ожидание подвоха с любой стороны в совершенно новом, незнакомом мире. Тогда ему было не до раздумий. Но сейчас, впервые за последние несколько дней почувствовав себя в относительной безопасности, он неожиданно попался в ловушку собственных воспоминаний. Этому не мешали даже близкие раскаты грома, вой ветра и автоматными очередями барабанящий по железу дождь.

Тот отчаявшийся, переплавивший свой ужас в бесстрашие берсерка мальчишка, которым он когда-то был, не прятался от своих мыслей. Он умел смотреть в лицо своим жертвам и имел смелость спрашивать – зачем? Сначала у других, тех, кто был старше. Позже – когда Стив залепил ему мощную оплеуху и посоветовал не забивать себе голову лишними мыслями, если он не хочет её потерять – спрашивал только себя самого. Пытался найти ответ. И, кажется, нашёл. Но тот Трой, которым он стал теперь, который так старательно избегал ненужных вопросов, этот ответ забыл. Похоронил глубоко в памяти. Так глубоко, что не докопаешься. И вот теперь вопрос «зачем?» снова всплыл у него в голове. Зачем он упрямо идёт куда-то? Зачем продолжает лишённую какого-либо смысла жизнь, когда ему уже семнадцать и до ужасного, вовсе не такого милосердного, как пуля, конца осталось совсем немного?