Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

– Ника, Ника! Что же ты наделал. Еще одна такая выходка, и все придется начинать сначала.

– Как сначала?! Не хочу! – испуганно прошептал мальчик.

Оказалось, что Петр Сергеич был в командировке, а Даша одна боится по ночам ездить. В командировке Петр Сергеевич был занят важным делом. В одной деревушке удалось спасти от разрушения маленькую церковь. Ту самую, где отпевали маму Ника.

Петру Сергеевичу удалось убедить местных чиновников, что церковь является памятником древнерусского зодчества. На кресте церкви были установлены сигнальные огни для самолетов. Батюшку и матушку обязали следить за их состоянием. Поп Сиволдай был этим очень не доволен. Он считал это святотатством, электричество – "бесовским изобретением". Открыто протестовать батюшка боялся.

Он знал, что такова плата за то, чтобы этот храм стоял и дальше. Ему очень хорошо было известно, что происходит в соседних селах.

Мальчишка облегченно вздохнул. Результаты были все лучше и лучше. Он заново всему учился – сидеть, ходить. Ребенок до изнеможения выполнял упражнения. Ник очень хотел быть здоровым.

Однажды утром мальчик встал с постели и сделал несколько шагов. Сам. Лечащий врач был рад этому не меньше Ника. Парнишка уже ходил помногу и подолгу. И радовался, что теперь может не зависеть от других людей. И заботиться о себе, а может и о ком-нибудь другом.

Помимо прочего в больнице проводились исследования, касающиеся аномальных явлений. Обследование показало, что Ник действительно необычный мальчик. У него обнаружилось особое строение кожи, почти полное отсутствие сосудов на ее поверхности. Руки кажутся всегда холодными, а медсестры подолгу не могут попасть в вену. Выявились особенности кровяных клеток, которые позволяли несколько часов находится под водой. Выяснилось, что они с Алешкой обладают уникальным зрением: темной ночью мальчики видели также хорошо, как и днем – для их глаз хватало света звезд. Ник слышит такие тихие и тонкие звуки, которые обычный человек не воспринимает. Мальчишка быстро передвигался в воде, был умнее, сильнее и выносливее обычного ребенка своего возраста. Он немного владел телекинезом. Но отличия были не только хорошие.

Например, чувствительность к боли была сильнее в десять раз, чем у обычного человека, и она не снималась новокаином (единственным местным обезболивающим, который существовал в то время). Случайно выявилась непереносимость рябины (пирожок бабы Ани едва не стал последним угощением в жизни Ника и Алешки), болезненность прикосновения холодного железа. Эти сведения хранились в тайне от всех.

За исследованиями наблюдали люди из контрразведки.

– Вот они, наши ценные кадры, – восторженно восклицал начальник группы наблюдения, когда обнаруживалось какое-нибудь необычное свойство у одного из маленьких пациентов, – наши секретные козыри!

– Но это ведь дети, – возражал ему его заместитель, – Они только лет через десять-пятнадцать могут быть полноценными работниками. И то, если захотят с нами работать.

– Пусть только попробуют не захотеть, – самодовольно поглаживая пивной животик, сказал шеф, – у меня есть, чем прижать каждого из них. Особенно этого "нокке".

Больно языкастый, паршивец!

И тут второй разведчик понял, что все говорить шефу что-либо бесполезно. Это был типичный "наполеончик". Он видел не мальчишек и девчонок, а всего лишь заполненные карточки в картотеке. Они для него всего лишь винтики, пусть уникальные, но винтики, его чудесной машины. А он – гений. Он за рулем этой машины. И плевать ему на чувства и желания этих детей: "Не умеют – научим, не хотят – заставим".

Ник был почти здоров. Его уже готовили на выписку. Оставшись один, мальчишка с надрывом пел одну и ту же песню:

Где-то далеко, очень далеко,

Идут грибные дожди.

В маленьком саду, прямо у реки созрели вишни.

Наклоняясь до земли…

Эту песенку случайно подслушал один сотрудник госбезопасности, который пришел побеседовать с Ником. Врач, который занимался мальчиком, был категорически против этого:

– Ребенок только начал отходить от тяжелейшего потрясения, совсем недавно перестал кричать по ночам. Я не позволю Вам мучить его ради вашего любопытства.

Ник услышал эту беседу, и подошел к ним:

– Я согласен. Только, пожалуйста, не отправляйте Николая Ивановича на Колыму. Он хороший.

Дядька вздрогнул, про Колыму он успел просто мельком подумать.

Встреча была для мальчика очень тяжелой. Ему пришлось вспоминать подробности страшного дня. Ему показывали фотографии, просили припомнить фамилии, имена, клички. Вопросы задавались по нескольку раз, в разных вариантах. Видеть растерзанным родной поселок было больно, а своих друзей, с которыми сидели у костра, пекли картошку и развлекались в городе, расстрелянными, повешенными, было невыносимо.

И еще одна страшная фотография – дядя Нильс и его молодая жена Эмма лежат на снегу в живописном уголке леса. На первый, беглый взгляд, что влюбленные просто в шутку упали в снег под раскидистой елью. Если бы не маленькие дырочки на лбу, не выражение ужаса и недоумения, навсегда застывшие на их лицах, если бы не кровавые пятна, растекшиеся вокруг голов. Их кровь, образовала вокруг ритуальную фигурку, которую принято дарить на день влюбленных. Их застрелили четырнадцатого февраля – в день Святого Валентина. Сбылась мечта парня – они жили, хоть и не долго, но счастливо, и умерли в один день.

Мальчишка то и дело закусывал губу, чтобы не разреветься. Иногда и это не помогало. Потоки жгучих слез прорывали непрочную плотину. Тогда дяденька ненадолго прерывался. Велел принести в кабинет чаю, разных шоколадных лакомств.

Когда ребенок немного успокаивался, они продолжали разговаривать. Взрослый мужчина убеждал Ника не молчать. Маленький нокке очень страдал, но он терпел все это ради своего отца, ради тех, кто остался там, на реке его детства. И самое главное, ради доктора Николая Ивановича, чтобы его не отправили на ужасную Колыму.

В газетах его родины все эти безобразия приписывались русским. Офицер, который застрелил маму, вдохновенно врал, как он самоотверженно защищал поселок от озверевших комиссаров. Ник, задыхаясь от возмущения и обиды, рассказывал, как было на самом деле. Но и это закончилось. На следующий день весь мир узнал о расправе фашистов над поселком волшебников.

Петр Сергеевич поссорился со своим коллегой. Он всегда считал, что политика важное и нужное дело, но ради нее мучить ребенка, заставляя заново проживать эти ужасы, и подвергать опасности его жизнь – преступно:

– Рай на земле не стоит слезинки ребенка, а тем более один день газетной шумихи.

Хорошо, что их друзья сумели помирить сослуживцев, и дуэль не состоялась.