Елена Романова - Агент нокке, или на войне как на войне

Ника заставили рассказать, как было дело. Слушая мальчика, хирурги приходили к неутешительным выводам. И добавляли дозу лекарств. И очень пугали руководителя клуба плохими предчувствиями.

Ник просился домой, но его не отпустили. Петру Сергеевичу и Даше о происшествии сообщила Марина.

Ника навестила пожилая соседка, которая принесла вкусные яблочки и распекала мальчика.

– Ну, зачем ты полез в эту драку?! Сдалась тебе эта девчонка! Тоже мне, Аника – воин! Девчонка-то живехонька, и мамаше хоть бы хны. А руку-то больно, поди! И сколько еще терпеть придется из-за сопливой ревушки. Вот дурень. Прошел бы мимо, сейчас бы футбол гонял с друзьями. А ты лежи, лежи, дурачок, пока все веселятся.

Глядишь ума прибавиться! Господи, что сказала бы мама?

Ник задумался. Он уже не считал себя супергероем. Особенно после серии неприятных процедур. Руку сильно дергало. И голова разболелась. И очень хотелось пить. Слова старушки горьким осадком выпадали на самое дно маленькой души, отправляя и без того невеселые мысли маленького хельве. Но тут подошел Петр Сергеевич, и резко перебил пожилую женщину:

– Мама бы им гордилась! Ника, ты молодец! А Вам, Олимпиада Владленовна должно быть стыдно!

– Чего это мне должно быть стыдно. Я все как есть говорю.

– Ребенку и так плохо. А вы тут развели кухонную склоку. А мама бы все равно им гордилась! Он поступил, как настоящий мужчина.

Старушка неодобрительно посмотрела на дядю Петю и удалилась недовольно ворча.

Мальчишка благодарно улыбнулся в ответ. От того, что мама им гордится оттуда, сверху, было легче переносить неприятные уколы и болезненные перевязки.

Малыши и друзья по туристическому клубу больше месяца каждый день толпой навещали его в больнице. Он им казался тогда таким большим и взрослым, разве что не вторым папой. Друзья рассказывали ему про школьные новости, малыши делились переживаниями. И все время спрашивали, когда его вписывают. Для семилетних ребятишек сорок дней казались вечностью. Наконец-то мальчишка снова занимается с малышней, под насмешливые шепотки одноклассников. В лицо смеяться над ним боялись – после драки в первый день сентября за новеньким прочно укрепилась репутация "тихого омута".

Пионервожатая не одобряла содержания этих занятий. Вместо того, чтобы учить с ними "правила октябрят", "путешествовать по стране Пионерии" (Вероника Леопольдовна была несколько несправедлива к юному вожатому – все эти правила, имена, даты и фамилии отскакивали у малышей от зубов), этот мальчишка устраивал разные спортивные игры на перемене, учил их быстро бегать, далеко и высоко прыгать, точно и сильно бросать мячики. Водит этих детей в тир и учит стрелять.

Но это все не так и плохо, ведь и советскому государству нужны крепкие и выносливые молодые строители коммунизма.

Не нравилось строгой учительнице, что этот, с позволения сказать шеф, учит малышей хитрости, вдалбливает в их головки непонятные, а потому и вредоносные идеи, поет неправильные песни. Ну, чему, например, может научить маленьких октябрят эта песенка:

Если радость на всех одна, на всех и беда одна.

В море встает за волной волна, а за спиной – спина.

Здесь, у самой кромки бортов, друга прикроет друг, Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг.

Или такая, с позволения сказать, баллада:

Когда вода всемирного потопа, вернулась вновь в границы берегов, Из пены уходящего потока, на сушу тихо выбралась любовь…

– От чего прикроет? От бдительного государственного контроля? Какой поток? Какой потоп? Какая любовь? – риторически вопрошала Вероника Леопольдовна в учительской – Умоляю Вас, Владислав Арсеньевич! Прекратите эти игры, пока не поздно.

Но директор или не слышал этих восклицаний, или совсем не разбирался в педагогике. Он, видите ли, "ничего антисоветского на горизонте не наблюдает". И еще советует завучу подлечить нервы. Владислав Арсеньевич считал, что лучше пусть малыши узнают о том, с какой стороны подходить к девочкам из песен и баллад, чем из грязных надписей на заборе.

Антонина Аркадьевна и Вероника Леопольдовна всегда выделяла подопечных юного нокке по живым, блестящим глазкам, по пытливым и лукавым личикам. Если все другие октябрятские звездочки производили впечатления тихих и послушных овечек, то эти ребятишки казались стайкой шаловливых лисят. Обидно, что к этим игрищам присоединялись дети из других "звездочек". В них включались и другие "шефы".

Стадо послушных овечек медленно, но верно таяло, а стайка лисят принимала угрожающие для школы размеры. Ну, и это не так плохо. В конце концов, советской стране нужны и ученые, и писатели, и артисты.

Но вот что совсем плохо, эти первоклашки отбились от рук. Эти детки категорически отказывались доносить на своих товарищей. Странный мальчик умудрился испортить Клаву Сорокину, которая всегда и на всех доносила Марие Петровне или Антонине Аркадьевне. Однажды, в порыве доносительства, эта правильная девочка наябедничала на саму себя, чем повергла в шок выпускницу педагогического училища. Теперь же и Клава, на свой любимый вопрос: "Кто это сделал?", стала отвечать уклончиво и неправдоподобно. Одно отрадно, что мелкого хулиганства и безобразий стало меньше. Даже неприличные надписи и безобразные рисунки в туалете сами собой (вернее без вмешательства взрослых) исчезли.

Правда, первоклассники сумели избить Вовочку, который отнимал у них карманные деньги. Рассерженный папочка явился к директору, даже не просьбой, а с настоятельным требованием наказать виновных. Мужчина сделал вид, что не знает, откуда у его сына сигареты и вино. Он отказывался даже разговаривать на эту тему.

Этот огромный мужчина, как две капли воды похожий на малолетнего вымогателя, отличался удивительной слепотой в отношении всего, что касалось ненаглядного сыночка.

– Этого не может быть! Вовочка не может быть грабителем! Он такой впечатлительный и ранимый! Это все грязная ложь! – перешел в наступление рассерженный родитель.

– Вы даете сыну деньги на сигареты? – строго спросил директор у вальяжно развалившегося в кресле мужчины.

– Да как вы могли такое подумать! – возмутился отец Вовика.

– А откуда тогда у него деньги? Как известно, деньги или зарабатываются или отбираются или даются родителями – спокойно разъяснял ситуацию учитель, выводя этой невозмутимостью собеседника из состояния душевного равновесия.

– Не ваше дело!!! – грубо буркнул приглашенный родитель, решительно замкнулся в себе и прокручивал в голове патриархальную методику, которой он будет обучать сына уму-разуму. Правда, так ее и не применит.

Директор посоветовал папочке перевести свое ненаглядное чадо в другую школу.