Ольга Кай - Гемоды не смотрят в небо

– Ма, скажи нормально, что случилось. Что у него с глазом?

– А он упал неудачно, наткнулся на штырь – там, помнишь, где у меня роза подвязана? Вот и все. Ничего такого. Ему же новый поставят по гарантии, да?

– Да.

Это не про гарантию – не будет ее, сама заплачу. Это просто эхом.

Гемод упал. Физиологически совершенный организм с великолепной координацией. Неудачно упал. Да. Других слов у меня нет.

– Ну вот и славненько! – радостно звенит в динамике. – Ты узнай там, что да как, и звони! И пусть скорее, а он так и ходит с дыркой – смотреть страшно!

Она отключается, а я сижу и гляжу перед собой, в потухший экран лэптопа. Перевариваю услышанное. Решаюсь. И тянусь к коммуникатору.

Аверина долго не отвечает на вызов. Наконец в динамике звучит ее недовольное:

– Слушаю.

– Анна Юрьевна, это Марта из отдела… Да. Я хотела бы узнать насчет вчерашнего инцидента. С объектом А-46 все в порядке?

– Да. Больше вас это не должно волновать. Инцидент исчерпан.

– У меня есть несколько рабочих вопросов. Подскажите, когда вам удобно будет встретиться?

Недолгая пауза. Вздох.

– Очеловечивание гемодов – распространенное заблуждение, Марта. Не думала, что вы, при вашей должности, ему подвержены.

– Дело в том…

– Наши экспериментальные образцы, даже такие, как А-46, не являются людьми. Это – собственность корпорации, информация о разработках на сегодня засекречена. Думаю, я уже ответила на ваши вопросы. Хорошего дня.

«Они сковывают нас по рукам и ногам, эти устаревшие табу, пещерные понятия о «можно» и «нельзя», навязанные рамки, ограничения, для которых не осталось объективных причин. Все это в результате приводит нас к унылому топтанию на месте, к застою, вырваться из которого можно лишь взорвав общество изнутри, заставив людей смотреть шире, видеть новые грани вещей, какие раньше не принято было обсуждать.

В наше время уже объективно отсутствуют понятия «слишком интимного» и «неприличного». Хотя нет: крайне неприлично в современном цивилизованном обществе быть этаким варваром, который размахивает своей дубинкой и требует, чтобы все вокруг с автомобилей пересели на лошадей, спали на тюфяках, ели с ножа. И не видели разницы между высокотехнологичными куклами и живыми людьми».

Мика Савин, из интервью

– Проходите, сюда… Лестница, осторожно…

Ненавижу утренние вызовы: после бессонной ночи, не глотнув горяченького и не потупив в экран хотя бы полчаса, я мало на что гожусь. Разве людей пугать. В такой ситуации любой гемод меня полезней и адекватней. Могла бы и отказаться, но работа… Нет, не эта, а статьи – сейчас за них особенно неплохо «капает».

И А-46 не идет из головы.

Я плетусь за Максом по лестнице на второй этаж частного дома. Смотрю под ноги: при взгляде на спину Макса, обтянутую клетчатой рубашкой, начинает рябить в глазах и подташнивать. Рик бесшумно шагает следом: будет, кому поймать меня, если оступлюсь.

Я снова легла за полночь: искала в сети информацию по Савину и его благотворительному правозащитному фонду. Звонила Векшину – узнать новости. Костя был необычно многословен, рассказал, наверное, больше, чем было можно. Жаль только, ничего интересного. И ругался. Не в динамик, но я слышала.

А сегодня Макс забрал меня на министерской машине, и на встроенном в панель мультимедиа экране страшная, неопрятная тетка рассказывала о применении гемодов для лечения психических расстройств. А известный по телешоу диетолог рассуждал о том, что, наверное, предложение выращивать искусственные человекоподобные организмы для нужд пищевой промышленности сейчас звучит чудовищно, однако чисто теоретически…

– Вот, это здесь. – Хозяин дома подводит нас к двери, оклеенной картинками с цветочками, завитушками, принцессами из мультфильмов. Нерешительно мнется, вздыхает. И Макс медлит: ненавидит он эти выезды, после его долго мутит, и аппетит пропадает.

Обойдя Макса, я выхожу вперед.

– Открывайте уже.

Издав еще один тяжкий вздох, хозяин нажимает на ручку. И словно открывается портал в обитель сказочной принцессы: балдахин, мишки, куклы, подушки… Посреди комнаты на мягком ворсистом ковре сидит нечто, обряженное в несуразное платье, конфетно-розовое, с рюшами, блестками. У «нечта» на голове кокетливая шляпка с вуалью, лица не видно, только торчат из-под тульи грязно-белые патлы.

– Что это? – я подхожу ближе и не сразу решаюсь протянуть руку, снять шляпу с головы сидящего.

Гемод смотрит на меня с легким интересом. Лицо у него тоже ярко-розовое: регенерация на месте сплошного ожога. Даже ресницы отрасли. Правда, шрамы все равно останутся, и глаз перекошен. На кривых губах – вежливая полуулыбка.

В обрамлении кружевного декольте – пышная грудь.

За моей спиной тихо ругается Макс, а Рик спокойно просит «не использовать нецензурную лексику при клиентах». Оборачиваюсь. Взгляд невольно обращается к Рику: нет, он не напуган, не зол, не расстроен.

Ему все равно.

– Понимаете, – хозяин дрожащими пальцами теребит полу рубашки, – моя дочь… У нее друзей нет совсем. Она вообще необщительная. Может днями в комнате сидеть, играться вот… Я говорю: не дело девочке твоего возраста в куклы играть! В школу надо. А она – нет. А ей уже тринадцать, понимаете? Я дома сидеть не могу – работа, вот и купил эту. Думал: присматривать будет. А она в нее вцепилась с первого дня, от себя не отпускает, и знаете, как она ее называет? Мама! Так и говорит: мама!

– Ее? – переспрашиваю.

Теперь я вижу, что черты лица гемода слегка отличаются от стандартных. Даже под ожегом заметно: мягче линия бровей, полнее губы. Но выпуск гемодов-женщин так и не состоялся.

– Ее, да. Я брал б/у, документы вроде бы в порядке, – тараторит хозяин. – Модификация незначительная, меня предупредили, что она не на гарантии…

Солнце заглядывает в окно, и на ярко-розовом платье сидящего гемода вспыхивают блестки.

– Я это, я д-думал, – от волнения хозяин вдруг начинает заикаться, – дочка ее п-приняла за красивую куклу. Но это же н-нельзя, н-ненормально! Я вот… – замолкает.

– Так это вы его?

– Д-да.

– Ясно. – Все, хватит с меня. – Рик! Вызывай полицию.

– Это зачем? – хозяин подскакивает ко мне, заглядывает в лицо, а я упрямо отодвигаюсь, чтобы ни в коем случае не дотронуться. – За что?

– Использование нелегальной модификации универсального помощника. И жестокое обращение в присутствии ребенка. По закону о защите несовершеннолетних от негативной информации…

Максим выходит из комнаты последним, осторожно закрывает дверь, но я успеваю увидеть, как обряженный в розовое гемод поднимает шляпку, надевает, поправляет вуаль, и блестки на платье искрятся, рассыпая осколки радуги.