Турсынбай Жандаулет - Новый человек на старой планете

Мое сомнамбулическое состояние еще более усилилось, это был какой-то вид словесного гипноза. Возможно, мадмуазель Изабелл ничего такого не хотела, может быть, это я сам себя ввел в состояние транса. Мне было хорошо, очень даже хорошо, что захотелось плакать.

– Как вы считаете, мсье Жан Даулет? – спросила она.

– Я не расслышал вопрос. Даже, если расслышал, вряд ли понял бы. Я замешкался, надо было, что-то ответить, хотя бы для приличия.

– Эээ, это возможно каверзы бытия, в рамках тех приличии, – сказал я, в духе самой мадмуазель.

– О, конечно, прекрасный ответ, – я всегда подозревала, что вы гениальный человек, мсье Жан Даулет. Я бы хотела отметить конгениальность наших духовных, душевных устремлении в данном микрокосме…

– Извините, мадмуазель Изабелл, мне надо уходить, – сказал я, очнувшись от сладкого забытья.

– О, мсье Жан Даулет, как мы с вами мило беседовали, – радостно скрипела она. – Ну что же, не смею вас задерживать. Пока. Пока…

Она по-настоящему уверилась, что у нас состоялась глубокая, современная, научная беседа, как бы она выразилась, и в самом деле была очень рада, эта свихнувшаяся, несчастная женщина. О, боже…

А, ведь когда то я написал стихотворение посвященной одной очень прекрасной знакомке, где описывалась, по сути, аналогичная ситуация.

Ты силишься быть умной,

И, это при твоей красоте?!

Пойми! Смысл не в Аристотеле,

А в твоей расцветшей звезде!

Не позволяет мне сказать,

Моя дремучая воспитанность,

Зачем при таких дремучих мозгах,

Такая глубокая начитанность?

Твои губы произносят философемы,

Принимая форму буквы «о».

А мне гребанный дуплет чудиться,

Представь себе, глубоко, глубоко…

Ты кажется засохшая роза

Так ведь я тебя орошу…

Будни сплошь обрыдлая проза.

А я тебя в романтику унесу.

Глубокомыслие оставляю «мученым».

Мне внешний антураж важней,

Снаружи ты девка вполне пригожая,

Мне со стороны видней…

Вспомнив, этот эпизод я рассмеялся, притом громко, волкообразы от удивления и от злости всполошились страшно, залаяли, захрипели, взбеленились, кружились от избытка энергии.

Я опять сжимался от страха, ко всему этому невозможно привыкнуть. Жуть…

Начало темнеть. Я страшно боюсь темноты. Это у меня еще с детства. С наступлением темноты, глаза волкообразов начали гореть, как у настоящих волков. Я даже начал радоваться, что они тут. По крайней мере, я не буду бояться темноты, так как рядом ходят хоть какие-то живые существа.

Время от времени волкообразы попытались вскарабкаться на дерево, один даже повис на самой нижней толстой ветке. Но, потом все-таки свалился. Они были тяжелые, и притом их когти не были приспособлены для лазания по дереву. О, боже, какие же они злобные, агрессивные, и как при такой агрессии до сих пор не сожрали друг друга. Правда, одного из своих они уже убили.

На небе зажглись звезды. Я всматривался вдаль, на тяжелое, темное море. На особенно яркие в эту ночь звезды. Ночной бриз убаюкивал мою исстрадавшую душу. Но время тянулось страшно медленно. О, Создатель, неужели я буду так жить на дереве – вечно! На одиноком дереве.

Эти безмолвные, пустые и стылые пространства, где обитает одинокая душа, где на миллионы километров никого нет, где время сжималось до нуля. Где невозможно вырваться, за эти адские круги, где можно осознать, что величие есть неутоленная жажда жизни. Жуть… и это не страх, потому что бояться все равно бесполезно…

Мысли путались, кажется, я засыпаю, но, нельзя спать, нельзя.

И где то падала звезда, возможно, обрывалась чья-то жизнь…

Падучая звезда ревела,

В далекой раскатистой вышине.

И, сквозь просветы в пространстве,

Ангелы жалостливые летели.

А на Земле жили земляне,

И, был трагически короток их век,

И, плачущая звезда ревела,

Над изломанностью их судеб.

И, страждущие нелепые тени,

Плыли над крохотной планетой.

И земные их никчемные планы,

Обрывались ревущей звездой.

Утром я чуть не свалился с ветки. При этом меня обуял неземной страх. Страх парализовал меня некоторое время. Как я мог вздремнуть в таком враждебном окружении? Ведь я же включил «дементры» бодрствования. Оправившись, наконец, я сел на свое излюбленное место, и осознал, что кругом уже нет вчерашних тварей. Волкообразы ушли? А, может быть лежат под ближайшими кустами, и отдыхают после бурной ночи? И, как только спущусь с дерева, они набросятся на меня? Солнце начало припекать, на душе стало спокойнее, так хотелось вздремнуть. И, я решил, отключив дементры бодрствования немного поспать.

Проснулся только к полудню. Сидел в сонном состоянии довольно долго. Но, вдруг, как будто спохватившись, начал спускаться с дерева. Волкообразов не было видно. Даже, когда я нарочно начал трясти ветви, они не отреагировали. Значит, их поблизости нет. Они не такие умные, чтоб затаиться и ждать. Если они были поблизости, давно зашумели, залаяли бы и прибежали бы. Но, пока все тихо. Ближайшие кусты находятся на расстоянии метров пятнадцать от дерева. А, до моря, наверное, двести метров. Смогу ли, если что, добежать до моря. Умеют ли волкообразы плавать в воде?

Наконец, я спустился на землю. И, пятясь назад, начал потихоньку идти в сторону моря. По опыту я знал, что если побежишь, собака непременно будет гоняться за тобою. А волкообразы тоже вроде из собачьей породы. И они очень быстро передвигаются, значит бежать бессмысленно. Вдалеке, в неглубокой впадине виднелось тело Клариссы. Я, как спутник ее, наконец, как мужчина должен был предать тело Клариссы в землю, похоронить. Но, беспричинный страх напал на меня. Через мгновение, испугавшись чего-то, я отчаянно бежал в сторону моря, крича, и размахивая руками. С разбегу плюхнулся в объятья воды. Но, сделав несколько шагов, с головой ушел под воду. Оказывается под водой крутой обрыв, под ногами нет тверди. Барахтавшись некоторое время я, наконец, вышел к берегу.

У нас, у ньюмэнов, нет легких. Но, в груди есть воздушные пузыри, которые помогают нам произнести слова.

Я сел на прибрежный песок. Почувствовал, что все мои «дементры» находятся на пределе. Страх и напряжение, довлевшие надо мной последние сутки не прошли даром. Я начал принимать солнечную ванну, чтоб восстановить гелиоэнергию, и, постепенно успокоился. «Я же вечное существо, я никогда не умру. Почему я такой напряженный?» спрашивал я себя. «Но, Клариссу-то убили, хоть она тоже была вечным человеком» кричало подсознание. «Да, она умерла, но ее убили внешние силы» мысленно отвечал я. «Вот те самые внешние силы убьют и тебя тоже» не отступало подсознание. «Ладно, пусть убьют, – сдался, я, – Что толку от этой вечной жизни? Одни страдания…». Я долго смотрел на вечный прибой моря. Куда идти?